Валентин Пикуль - Моонзунд. Том 1

А на тихой Шарлотинской – за тем самым костелом, куда офицерские дамы бегают посмотреть на красивого ксендза-поляка, – затаилась старинная кофейня «Под двуглавым орлом», прославленная своей кондитерской кухней. Здесь ко дню тезоименитства императора и его супруги издавна выпекают праздничные торты, похожие на храмы, в пасхальные торжества здесь готовят «патриотические» яйца из шоколада, которые потом круглый год хранятся как украшение на квартирах либавских обывателей. В витринах этой цукерни всегда выставлены корзиночки со свежайшими марципанами.

Старший лейтенант Сергей Николаевич Артеньев отворил бесшумную дверь, и сразу – еще от порога – повеяло ароматом цукатных булочек. В прихожей он оставил пакет с книгами, повесил на раскрылку шинель. Потирая с холода ладони, Артеньев огляделся в гостиной. Сегодня здесь что-то безлюдно. Он присел за крайний столик. Лезвием десертного ножа выразительно постучал в нежно поющую грань хрустального бокала.

– Кельнер! – позвал резко, обратясь к дверям кухни…

В зеркале напротив офицер уловил свое отображение. Виски уже тронула седина, а идеальная белизна воротничка еще больше выделяла серость усталого лица. Глаза были съедены солью – красные, словно у алкоголика с похмелья. Да-а… Последний переход от маяка Риксгефта, что возле Данцига мигал по расписанию только кораблям германским, – этот переход дался команде нелегко. Всяко было в прошедшую ночь, и роковой след пузырей от вражеской торпеды, – этот след лишь случайно прочертил за кормою эсминца. Артеньев почти любовно коснулся очаровательной белизны кувшина для сливок. Ведь не успей они вчера отработать левой машиной, и эта белизна фаянса уже никогда не приласкала бы его взора…

– Что угодно господину лейтенанту? – раздался голос.

Артеньев обернулся и невольно привстал. Перед ним стояла кельнерша, незнакомая ему по прежним посещениям кондитерской. Это была обворожительная, цветущая здоровьем женщина, вся в хрустящем ворохе кружев. Губы ее трепетно улыбались, а глаза (ах, какие это были глаза!) оставались слегка печальны.

– Кофе, – сказал ей Артеньев.

– Коньяк? – тихонько предложила она.

– Нет. Меренги. Если свежие.

– Странно.

– Что вас удивило?

– Моряк и… без вина?

Артеньев мельком глянул на плакат военного времени, висевший над ним: паровоз Германии улетал во вьюжную ночь России, машинист-кайзер вел его прямо в пропасть, а лопоухий кочегар, принц Генрих, лопатою швырял в ненасытную топку батальоны, дредноуты, пушки…

– Видите ли, – отвечал Артеньев, откровенно любуясь красотой кельнерши, – флот России достаточно велик, и каждый корабль этого флота имеет свои собственные традиции. На нашем корабле нерушима заповедь: пить поменьше и… лучше пить на корабле!

– Entschuldigen Sie, bittе [1] Извините, пожалуйста ( нем. ). – засмеялась женщина, – в таком случае есть корабли, на которых пьют как можно больше?

– Есть и такие, майн херц, – согласился Артеньев…

На искристой от крахмала скатерти, как отличный натюрморт, была вписана желтизна лимона и розовая мякоть воздушных меренг.

– Простите, фрейлейн, – спросил Артеньев, коснувшись платком коротких усов, – отчего я вас никогда здесь не видел? Наверное, вы нанялись в услужение сюда недавно?

– Совсем недавно.

В разговоре выяснилось, что кельнершу зовут Кларой Изельгоф. Артеньев осторожно осведомился – кто она: латышка или… немка?

– Я не способна точно ответить на ваш вопрос, – отвечала женщина, – ибо у меня в роду были даже таборные цыгане.

По-русски она говорила чисто – безо всякого акцента.

– Пожалуй, я принесу для вас коробочку марципан. По нашим временам это такая редкость. А мы используем для них еще добротные довоенные запасы…

– Не стоит беспокойства, фрейлейн. Они у меня быстро засохнут, а в каюте и без того полно тараканов.

За стеклом витрины быстро завечерело. Мимо цукерни, держа путь в синагогу, гуртом прошли старые иссохшие евреи, и, глядя на них, Артеньев вспомнил, что сегодня суббота, а значит, на корабле проверка боезапаса. К театру проносились коляски, в отдалении безнадежно свистел городовой да тошно выла от гавани подлодка («Макрель», если верить фрау Мильх)… Артеньев потянулся к фуражке. Кельнерша подала ему пакет с книгами.

– Не забудьте, – сказала с заботливостью.

– Благодарю вас, фрейлейн. Благодарю за все…

Дать ей «на чай» он как-то постеснялся. Если бы Клара Изельгоф была не так красива, он бы дал. Но стыдно совать лишний полтинник в эту прекрасную руку, на которой драгоценный браслет свидетельствует о вкусе женщины и ее состоятельности.