– Каждые полчаса.
– Ты глуп! Мы могли бы каждый день вместе завтракать. Хотя нет, по утрам ты будешь работать. Ты что будешь писать? Твой «Путь счастья»?
– Мой «Путь к Счастью». Или я назову: «Путь к освобождению».
– Тогда завтрак только помешал бы тебе работать. Нет, ты приходи каждый день в пять часов. Ты будешь у меня пить чай. А затем мы наверное раза три-четыре в неделю будем вместе обедать.
– То есть, в те дни, когда Пемброк и Делавар не будут звать тебя на обеды с кинематографическими людьми? В эти дни на затычку пригожусь и я?
– Ах, как ты поглупел! Я тебя обожаю, но ты очень, очень поглупел! Во всяком случае, мы будем встречаться каждый день!
– И каждую ночь? – спросил он и сам немного удивился: такие слова не очень соответствовали его новому душевному настроению.
Она смеялась.
– Иок! Вдобавок, ты стал еще хвастуном! Мы будем устраиваться, как полагается во всех французских романах. У нас будет адюльтер!
– В американских гостиницах заниматься адюльтером неудобно: дамы не могут принимать мужчин, или, по крайней мере, двери номера должны быть отворены. Это нас немного стеснило бы.
– Тогда я буду приезжать к тебе. В твою гарсоньерку ! Ведь, правда, у тебя гарсоньерка ? Чудно! У тебя будут, тоже как во французских романах, портвейн и бисквиты… Это очень стыдно, что я спросила, есть ли в комнате ванна?
– Очень стыдно.
– Так стыдно, что надо удавиться?
– Лучше было бы удавиться, но все-таки поживи еще.
– Я поживу. Но я недолго останусь в этой гостинице. Я завтра же начну искать себе квартиру, а из первого заработка ее обставлю. Увидишь, как я хорошо ее обставлю! И без помощи декораторов! У меня есть свои идеи. Если б только я знала, что меня через пять месяцев не турнут из Соединенных Штатов! Что ж тогда продавать за бесценок все, что я куплю?
– В пользу кого же продавать? Ведь ты утопишься в Гудзоне.
– Я и не думала, что ты так глуп!.. Смотри, президент Хувер уходит. Я думала, что ему окажут больше почета! Мэтр-д-отель и столика не отодвинул!
– Америка демократическая страна. Теперь Хувер такой же рядовой гражданин, как я.
– И как через пять лет буду я! Ты знаешь, я уже теперь могла бы выдержать экзамен на гражданство. Я не то, что твоя Лина! Спроси у меня, сколько было президентов Соединенных Штатов! Тридцать три!
– Браво!
– Но мы говорим серьезно. Утром и днем мы оба работаем, а с пяти вечера вместе. Оба независимы, оба свободны… Я буду ездить к тебе на subway. Видишь, я уже говорю собвэй, а не метро! И ты знаешь, меня все в гостинице чудно понимают! И я тоже почти все понимаю, если только говорят не очень быстро… Подумай, как будет хорошо. Ты работаешь, я работаю, свободная ассоциация! Это твоя идея. Возьми на нее патент.
– Возьму патент, – ответил Яценко. Он твердо знал, что разойдется с Надей и, вероятно, очень скоро. «А все-таки я люблю ее, она прелестное существо, и я не знаю, что со мной было бы, если б она умерла. Для меня начинается старость, болезни, – лишь бы у нее все было хорошо».
– И, главное, помни одно: пока ты меня любишь, – где угодно, когда угодно. А когда ты меня разлюбишь, мы останемся навсегда друзьями. Навсегда! До конца наших дней!
Они с улыбкой смотрели друг на друга.
Конец
Для добра и для худа.
Извините, что мало.
Большая удача
Прибор, обнаруживающий ложь.
«Стража на Рейне».
Попутчик.
Дружелюбие.
Кинематографические эффекты.
Общий осмотр пациента.
«Холливудский король наш гость на Лазурном берегу».
Так называлась борьба с немцами в пору оккупации.
Ладно.
«Радости любви длятся только мгновение, а горе от любви длится всю жизнь."
«Радости любви длятся только мгновение, а горе от любви длится всю жизнь. Я все бросил ради неблагодарной Сильвии. А она бросает меня и уходит к другому возлюбленному».
«Пока эта вода медленно течет к ручью в конце луга, я буду любить тебя», – повторяла мне Сильвия. – «Вода еще течет, однако она изменилась».
«Почили в славе наши отцы, бывшие с тобой в боях. Но их сыновья полны вечной к тебе благодарности. Мы не склоняем шеи и колен, но сердца наши принадлежат тебе, Лафайетт"
Читать дальше