Владимир Паутов - Шестой прокуратор Иудеи

– Самозванца должно распять на кресте, дабы через эту позорную и языческую казнь лишить его права не только быть истинным иудеем, но даже называться евреем, – сказал вдруг Ханан только одну эту фразу, услышав которую, Каиафа удивлённо взглянул на своего тестя. Своими раздумьями о распятии Иосиф ни с кем не делился. О тайном его замысле знали только двое: он сам, первосвященник, и его ночной гость в чёрном плаще. Ханан уже был у дверей, когда вдруг обернулся и сказал:

– Да, дорогой мой зять, чуть было не забыл. Вот, просили передать тебе! – После этих слов бывший первосвященник что-то вытащил из-за пояса и протянул Иосифу.

Каиафа взглянул и увидел на ладони своего тестя длинный, кованый из железа гвоздь.

Четверг 13 нисана тянулся необыкновенно медленно. Никогда в жизни первосвященник с таким нетерпением не ждал наступавший вечер. Он уже предвкушал свою победу и потому радовался. Главный жрец живо представлял, как сегодняшней ночью, решив важнейший для себя вопрос, покончит сразу с двумя самыми ненавистными ему людьми. Причём, одного Каиафа хотел убить, ну а второго, то есть меня, прокуратора Иудеи, если получится, сделать своим невольным сообщником. Хотя, наверняка, мечтал-то он тайно совсем о другом.

– Будь в моей власти, я и прокуратора отправил бы на крест. Они хорошо смотрелись бы вместе: бунтарь и его покровитель. Вот закончу со всеми делами и обязательно отпишу жалобу в Рим. Слишком уж много ошибок понаделал Понтий Пилат, да и мы тестем кое-что ещё от себя додумаем, – будучи в прекрасном расположении, размышлял первосвященник, когда в зал стремительно вошёл его тесть.

– Как дела? – прямо с порога взволновано спросил Ханан, забыв даже поздороваться.

– Всё хорошо отец! Человек, что обещал показать самозванца, приходил, и я отправил уже в Гефсиманский сад храмовую стражу. Думаю, скоро преступника приведут.

– Ты, уверен, что никто и ничто не помешает его схватить? Меня несколько беспокоит твоя уверенность и спокойствие, Иосиф. Мало ли что…

Но дальнейшему разговору двух священников помешал сильный шум, внезапно донёсшийся со двора. Каиафа мгновенно вскочил со своего места и быстро, чуть ли не бегом, подошёл к окну. Внизу, возле парадного входа, толпилось множество его слуг с факелами, огонь которых превратил ранний весенний вечер в светлый день. Через открытые настежь ворота во двор входил отряд храмовых стражников. Они шли плотным кольцом, и в середине их строя, гремя цепями, пошатываясь и еле переставляя ноги, брёл какой-то человек. Лица его первосвященник сверху рассмотреть не смог, но понял сразу, что привели именно того, за кем он посылал, Иисуса, самозванного пророка.

«Ну, слава Богу! Не обманул меня его ученик», – радуясь своему предстоящему триумфу, подумал Каиафа, громко крикнув тестю, – бродягу схватили, отец! Его только что привели в мой двор. Это наша победа!

Неожиданно снизу донеслись какие-то громкие крики, пронзительные вопли, женский визг и даже возникла небольшая потасовка, грозившая перейти в драку. Правда, невозможно было понять, кто и кого хватал, валил на землю, кто от кого отбивался, вырывался и звал на помощь. Все слуги вдруг беспорядочно забегали, громко закричали, замахали руками. Первосвященник даже испугался, не убежал ли часом проповедник, задержанный с такими большими трудностями.

– Что случилось, Малх? – срывающимся от волнения голосом прокричал Каиафа из окна своему начальнику стражи. На душе у него вдруг стало очень тревожно.

– Ничего страшного! – последовал спокойный ответ слуги, – просто мои люди поймали здесь одного незнакомого и крайне подозрительного человека. Он говорит, что проходил мимо и просто заглянул на шум ради любопытства. Но, однако, наша кухарка, садовник и сторож утверждают, что несколько раз видели его вместе с самозванцем в городе, на базаре и около Храма. Что делать с ним? Тащить в суд? Правда, он отпирается! Говорит, мол, не знаю никакого проповедника, не видел никогда его и оказался, де, здесь случайно. Что скажешь, хозяин?

– Гоните бездельника в шею! А пленника ко мне! Да, побыстрее, Малх! Мы ждём!

Каиафа, от удовольствия потирая руки и радостно взглянув на тестя, отошёл от окна и нервно начал ходить по залу из угла в угол. Он сильно волновался, ибо с этого момента начиналась лично им написанная драма, и где он, Каиафа, должен был сыграть первую роль.

«Но главное сейчас в нашем деле – это загнать прокуратора в расставленные нами ловушки и вынудить Пилата подписать приговор, – думал Иосиф не без опасения, а вдруг это ему не удастся сделать. – Да, без римлянина на смерть пленника не отправишь. Этот, который в чёрном плаще в моём кресле сидел, правильно тогда сказал, что Пилата надо сделать своим сообщником. Ну, ничего! Я всё подготовлю таким образом, что прокуратору не останется другого выхода, кроме как утвердить решение Синедриона, а решение наше будет правильным и, главное, оно будет единственным».