Владимир Паутов - Шестой прокуратор Иудеи

– Так иудей говорить не может и не должен! – назидательно попенял Ханан слепцу.

– Он филистимлянин! – ответил за старика мальчик, его поводырь.

– Теперь уже вижу, что не иудей! – брезгливо бросил первосвященник.

– Да, но я же человек! – вступил в разговор нищий.

– Ты много говоришь, старик! И слова твои дерзки и неучтивы! – вдруг окончательно вышел из себя Ханан. Старик явно ему дерзил, видимо, не представляя, с кем разговаривает.

Главный жрец только хотел подняться с земли, как внезапно острая боль прошила всё его тело насквозь и, застряв в самой пояснице, засела там острой раскалённой иглой, не желая отпускать. Ханан тихо-тихо заохал, запричитал, не в силах не то чтобы сделать хотя бы один шаг, но даже позвать кого-нибудь на помощь. Боль жгла огнём и не давала ему ни разогнуться, чтобы выпрямиться в полный рост, ни опуститься на ковёр. Так и стоял жрец на согнутых ногах, склонившись почти до самой земли и одолеваемый всякими жуткими мыслями. Что стало бы с ним, не знает никто, если бы не слепой странник.

– Успокойся! И не старайся разогнуть спину! – вдруг спокойным, но строгим голосом на самое ухо сказал первосвященнику нищий старик. – Эта болезнь мне знакома.

– Как ты узнал, старик? Ведь ты слепой!

– Для того чтобы чувствовать боль человека не обязательно иметь глаза, первосвященник Ханан, сын Сифа из колена Левия, – последовал ответ слепца. Жреца эти слова тогда не удивили. Его в тот момент не изумило, откуда старик знает, что он первосвященник. Не об этом думал Ханан, о болезни были мысли его тяжёлые и о том, как бы не умереть от боли. Тем временем слепой незнакомец по имени Валтасар продолжил свои действия над больным жрецом со словами: «Я помогу тебе справиться с приступом болезни и после дам мазь, приготовленную на травах, которая прогонит недуг твой навсегда».

После этих слов нищий бродяга подошёл к первосвященнику, сильными движениями рук помял его поясницу, пошептал что-то в полголоса, и буквально через мгновение Ханан почувствовал, как боль начала постепенно затихать и вскоре ушла вовсе. Первосвященник распрямился и, с испугом взглянув на старца. Молчание длилось недолго, и вместо благодарности главный жрец вдруг возопил во всё горло: «Да, ты, колдун?» После этого Ханан сорвал с плеча слепца его потрёпанную сумку, перевернул её и начал неистово трясти. Из сумки на землю повыпадали несколько свитков, перевязанных тонкими тесёмками, пучки сухих неизвестных трав, какие-то камни, амулеты, что-то ещё непонятное и незнакомое.

– Так ты колдун?! – удивлённо, испуганно и одновременно негодующе повторил первосвященник.

– Он не колдун, а лекарь! И свитки эти не колдовские заклинания, но человеческая мудрость, собранная для того, чтобы помогать людям, избавляя их от физических страданий и недугов, – дерзнул вступиться за старика его молодой спутник, до того молчавший. Первосвященник бросил на мальчика, который осмелился вмешаться в их разговор, полный злобы взгляд. Ханан даже не стал рассматривать юного поводыря, так велика была его ярость и ненависть, что какой-то безродный язычник посмел перечить ему, первому священнику иерусалимского Храма.

– Слуги! Стража! Иосиф! – завизжал не своим голосом Ханан, сильно топая ногами, забыв, что ещё мгновение назад не мог сделать ими ни единого шага. Он громко кричал и яростно размахивал сжатыми в кулаки руками, призывая своих людей на помощь. Со всех сторон к нему уже бежали обеспокоенные этим воплем слуги первосвященника, и первым среди них был его зять, Иосиф Каиафа.

– Что случилось, отец мой? – тяжело дыша после быстрого бега, встревожено спросил он своего тестя.

– Забейте камнями этого грязного язычника! Немедленно! Он колдун! Забить! Забить! Забить! – кричал первосвященник, трясясь в припадке ярости и топая ногами. Его рука была вытянута, и тонкий длинный палец главного жреца указывал на стоявшего перед ним старика и мальчишку-поводыря.

– Ты, сполна отплатил мне за мою помощь, законник! – глухо проговорил слепой странник, но никто его не услышал. Слуги резво бросились выполнять приказ хозяина, и вот уже первые камни полетели в странствующего лекаря.

Старик же, как только придорожные булыжники, брошенные безжалостными и сильными руками правоверных иудеев, посыпались на него, быстро оттолкнул подальше от себя своего молодого спутника, а сам немного отошёл в сторону, дабы камни не смогли бы нанести вреда мальчику. Булыжники градом обрушились на слепого лекаря. Камни попадали несчастной жертве в голову, грудь, живот. Несчастный старик через мгновение рухнул на сухую и пыльную землю. Толпа радостно и довольно зашумела и замерла в ожидании, глядя на неподвижное тело жертвы. Прошло немного времени, и старик зашевелился. Весь окровавленный и побитый, он с трудом начал подниматься, опираясь на палку, но не успел даже чуть привстать на ноги, как ловко брошенный Иосифом, зятем первосвященника, большой камень попал слепому лекарю точно в висок. Нищий, обливаясь кровью, вновь рухнул на землю. Теперь он уже лежал неподвижно, не подавая никаких признаков жизни. А Каиафа, гордый своим точным броском, приблизился к старику, дабы убедиться в том, что жертва их наказания мертва. Иосиф наклонился над телом бродяги, как тот неожиданно схватил зятя первосвященника за край одежды.