Владимир Паутов - Шестой прокуратор Иудеи

Эта новая версия о похищении казнённого проповедника показалась мне вполне правдоподобной. Однако в ней так же имелись слабые стороны. Во-первых, все его ученики разбежались ещё в тот же самый вечер, когда храмовая стража только схватила проповедника. «Но ведь они могли вернуться…», – возразил мне мой внутренний голос. Я согласился с этим доводом. Действительно, почему бы ученикам Назорея не вернуться в город после его казни, если они, конечно, настоящие мужчины. Их достаточно много и, прояви они хотя бы немного смелости и отваги, то вполне смогли бы прийти в сад, отодвинуть камень и забрать тело умершего своего учителя. Но вот доставить его в Назарет или в какой другой галилейский город для них было бы проблематично. Ведь это нужно заранее найти повозку, быков, причём проделать данную работу в праздничный день, когда сие является страшным нарушением Закона. Но, если всё-таки мои предположения верны, и ученики всё-таки решили увезти тело? То их надо перехватить по дороге из Иерусалима….

– Марк! – приказал я одному из своих центурионов, – все ученики Назорея попрятались или разбежались. Никто из них не пришёл на суд защищать своего учителя. Но, вполне вероятно, они тайно вернулись в город и похитили тело. Если это так, то, думаю, далеко уйти они не смогли! С конной полусотней тебе нужно немедленно перекрыть дорогу на Дамаск. Сколько их там было? Двенадцать, кажется? Постарайтесь найти всех и притащить в Иерусалим в колодках! Не исключается, что кто-то из них спрятался в городе! Обыскать все места, где Назорей останавливался со своей артелью в течение последних нескольких дней! Действуй Марк! Быстро! К сегодняшнему вечеру их должно всех схватить и заточить в тюремные камеры, причём каждого – в одиночку!

Центурион кивнул, вскочил на лошадь и умчался исполнять приказ. В саду в это время было довольно тихо. Вои Моя охрана не пускали в него никого, даже хозяина, когда тот попытался пройти ко мне и потребовать объяснений. Я ещё походил недолго по саду. Погода была замечательная, поэтому не было никакого резона торопиться заходить в темноту мрачного и холодного склепа, из которого чувствовалось жуткое дыхание смерти, заставлявшее дрожать сердце при мыслях о небытии. На свежем воздухе думалось свободней. Я даже поёжился от одной только мысли, внезапно посетившей меня, как должно быть неприятно лежать на каменной скамье в вечной темноте без какой-либо надежды ещё когда-нибудь увидеть свет.

– Что за глупости всякие лезут в голову? И без них полно серьёзных проблем, – отругал я сам себя, почувствовав, однако, как от внезапной и жуткой мысли о смерти мурашки большой волной накрыли всё моё тело.

Я в нерешительности, заходить или нет, стоял перед входом в склеп, когда у меня неожиданно появилась ещё одна, уже третья по счёту, версия ночного происшествия. Назвать её новой я бы не торопился, ибо такое предположение уже как-то возникало во дворце, когда Савл только начинал докладывать о похищении тела. И эта версия была связана с первосвященником, который накануне настойчиво просил выставить стражу около могилы, но не особенно расстроился, когда я отказался дать ему своих воинов. Однако мне вдруг вспомнилось, что Каиафа в то же время впал в жуткую ярость оттого, что кому-то другому, а не ему лично было дано разрешение заняться похоронами Назорея. Я как-то не особенно тогда придал значение данному факту, но сейчас взглянул на него совершенно другими глазами.

«Что же так сильно расстроило жреца? Почему он столь страстно желал завладеть телом умершего Назорея и похоронить его? Для чего? Это интересно, это очень интересно! Здесь и кроется загадка странного поведения первосвященника! Но ничего, мы и её разгадаем, обязательно разгадаем», – засела в моей голове настойчивая и уверенная мысль, вселявшая оптимизм в том, что успех обязательно будет, отчего я даже тихо, в полголоса, рассмеялся.

– Тело Назорея не обязательно должны были украсть его верные сторонники, но, напротив, это могли сделать и его заклятые враги, – вполне логично излагал я самому себе собственные мысли. – Конечно, не лично первосвященник пришёл со своим тестем Хананом и украл тело умершего проповедника, но слуги его! Каиафа поступил правильно. Вначале он пришёл ко мне. Я ему отказал. Тогда он выставил свою стражу. После этого забирай спокойно труп, а потом кричи во всё горло, что тело похитили. Причина же, побудившая жрецов совершить сей необычный поступок, вполне очевидна и банальна. Ну, зачем им под самым носом могила проповедника, который, весьма вероятно, может стать популярным среди бедноты и всякого нищего сброда? А? Ведь уже на следующий день, или неделю спустя Назорея могут провозгласить пророком. И что тогда? А то, что Каиафу при таком исходе дела просто обвинят в смерти проповедника. В этом заключается опасность для жреца. Да, хитёр, ой и хитёр же первосвященник, к тому же осторожен, предусмотрителен, лукав! Но, если предположить, что всё-таки не по приказу жреца было похищено тело, то первосвященник в таком случае будет не менее моего копать землю, дабы найти труп и обязательно постарается это сделать раньше меня.