– Это здеся, что ли, Святогор-то ходил?
– А где же еще? – отмахнулись от него, как от назойливой мухи.
– Да чего же в этих горах святого? – уже шепотом спрашивал неугомонный. – Каменюки торчат повсюду, да и только!
– А кто его знает, чего здеся есть! Идем как меж двух сосен – свету белого не видно. Будто нас Змей Горыныч проглотил.
– Да не поминай ты страхи к ночи.
– Какие тут страхи? Мы уж и страх позабыли.
– Дома-то у нас все ровно да гладко, хошь – паши, хошь – скотину заводи, а здесь и земли-то нету, одни каменюки бесплодные.
– Нашу-то земельку Богородица, сказывают, руками разгладила да в удел свой приготовила, чтобы христианам православным отдать на мирное житие, а здеся сатана камней наворочал да нагородил!
– Будя вам болтать! Слушать не даете! Брехуны!
Илья, лежа в шатре, слушал и разговоры, и гусляра, который пел, как лег Святогор-богатырь во гроб каменный да и попросил своего друга-товарища крышкой его накрыть. Гроб великий стоял в горах, неизвестно для кого изготовленный. Тут крышка ко гробу и приросла.
– Сбей крышку! – кричит из гроба Святогор.
Но после каждого удара гроб оковывается железным обручем, и Святогор в нем задыхается.
Говорил-то Святогор таковы слова:
«Ты послушай-ко, крестовый мой брателько!
Видно, мне-ка туто Бог и смерть судил».
Тут Святогор и помирать он стал,
Да пошла из него пена вон.
Говорил Святогор да таково слово:
«Ты послушай-ко, крестовый мой брателько!
Да лижи ты возьми ведь пену мою,
Дак ты будешь ездить по святым горам,
А не будешь бояться ты богатырей,
Никакого сильного могучего богатыря!»
– Ну дак взял он силу Святогорову? – спросил все тот же неугомонный слушатель.
– Стало быть, не взял! Сколь мы тута идем, а никоего Святогора не видывали!
– А может, это и не Святые горы!
– Дурачье! – сказал гусляр.
– Это все в стародавние годы было. Теи храбры давно в камень обратилися. Видали, как тута с гор пена идет?
– Гдей-то?
– Где вода с высот падает да в пену обращается! Вот она и есть – пена Святогорова!
– Да у нас в котле так-то каша кипит, и она, что ли, сила Святогорова? – засмеялся какой-то гридень.
– А что?! Не поешь – не повоюешь…
На белой стене шатра виднелись тени говоривших, освещаемые костром. Илья смотрел, как они ходят, то разрастаясь, то уменьшаясь, и угадывал: вот кашу с огня сняли, вот в кружок сели. Вот сняли шапки и шлемы. Взмахнули руками – перекрестились. Вот, сутулясь, понесли ложки ко ртам.
«Это христиане истинные! – думалось Илье. – Крестили-то их еще детьми. Иных при рождении, а иных – в Киеве, когда крестились русы. Когда это было? Лет десять назад? Нет, одиннадцать!»
Он пересчитал все памятные ему события, и вышло – одиннадцать, и семь лет, как он осиротел.
Чтобы отогнать страшную картину, что стояла перед глазами его каждый вечер, – лежащая навзничь его Дарьюшка с малой струйкой крови в углу рта, – он встал, опустился на колени перед развернутым трехстворчатым складнем и начал молиться. Только в молитве и в сражениях забывал он свою сердечную боль.
Русский корпус вышел из Сирии в Армению и теперь, поднимаясь все выше и выше в горы, словно тянул за собою всю византийскую армию.
Илья понимал, что наступать нужно быстро, не отрываясь от противника, на плечах его, чтобы не подтянулись свежие мусульманские резервы и не подошли лучники.
Лучники были страшны тем, что действовали рассыпным строем, прятались за камнями, и выкурить их оттуда было очень тяжело. А стрелки были изрядные: в Сирии, в отборном отряде лучников, хвастали тем, что в глаз убивают слона.
Там Илья слышал песню, где говорилось, что в сражении при полководце Вагане армянские лучники уложили семьсот арабов, попадая им стрелами в глаза. Песня называлась «День окривения». С того дня прошло больше трехсот лет, и теперь непонятно было, за кого сражаются не разучившиеся стрелять армянские лучники. Были они и в войске византийцев, были и у сирийцев, были и у арабов, которые ценили их за меткую стрельбу и старались не обращать внимания на то, что они – христиане.
Здесь, на Кавказе, вообще многое было непонятно киевской дружине.
Они дрались в чужих краях, среди чужих народов, в составе чужой армии. Они не были наемниками, судьба их была еще тяжелей – они были платой за помощь Византии Киеву. Прекрасно понимая, что их ждет в случае пленения, русы дрались отчаянно и умело, мечтая вернуться на родину, до которой было очень далеко. Они сбивались в единый мощный кулак, понимая, что как ушли из Киева вместе, так только вместе и смогут вернуться.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу