Сергей Алексеев - Суровый век. Рассказы о царе Иване Грозном и его времени

Вспоминает царь, как заставил тогда Челяднина сесть на царский трон.

– Отписать.

– Дьяк Иван Висковатый.

Вспомнил Грозный, как добивали ножами Висковатого.

– Отписать.

– Воевода Никита Козаринов-Голохвастов.

Вспомнил, как посадили Голохвастова на пороховую бочку и подожгли фитиль.

– Отписать.

– Кабардинский князь Михайло Темрюкович.

Вспомнил, как сажали на кол Темрюковича.

– Отписать.

Идёт фамилия за фамилией. Всё тише и тише Иванов голос.

– Отписать.

– Отписать.

– Отписать.

– Отписать.

Кто-то вспомнил и о Елисее Бомелии, бывшем царском лекаре, любимце царя Ивана:

– Ещё, государь, Елисей Бомелий.

Посмотрел царь на сказавшего. Как в былые годы, глаза вновь налились свинцом.

– Не бывать сему, – произнёс Иван Грозный. – Вор. Лихоимец. За измену карать и впредь.

Всё новые и новые идут имена.

И снова Иванов голос:

– Отписать.

– Отписать.

– Отписать.

Царю Ивану снился тяжёлый сон. Куда-то стремительно вперёд за даль, за синь уходит большак-дорога. Люди справа, слева стоят от дороги. По дороге, как по коридору, проходит царь.

«Слава царю, слава!» – раздаются приветственные голоса.

Но тут же, разрезая кинжалом воздух, оттесняя, опережая радостные крики, несутся слова другие:

«На плаху его, на плаху!»

И вот уже бежит к царю палач. Сажень в плечах. Пудовый замах. Топор в руках.

Иван вскрикивал и просыпался. Тупо вглядывался в ночную темноту. Судорожно водил рукой по кровати. Казалось, что-то искал. Сердце билось тревожно. Царь, успокаивая себя, произносил:

– Пустое, пустое.

Переворачивался на другой бок. Опять засыпал. Однако сон возвращался. И справа, и слева гремело снова:

«Слава царю, слава!»

«На плаху его, на плаху!»

Промучился царь всю ночь. Утром ходил подавленный, раздражённый.

Шут Кузёмка было бросился к царю, закричал:

– Сгинь, нечисть! Не трожь Ивашку!

Но получил по шее.

Ещё больше изменился царь Иван за последнее время. Постарел. Телом обмяк. Ссутулился. Морщины на лице глубокой бороздой легли, словно пахарь прошёлся плугом.

Шли последние дни царя. А вот и самый из них последний.

Мылся в бане в тот день Иван. Мылся долго. Плескал на тело водой лениво. Погружён был в мысли свои государь. То ли о Боге, о жизни загробной думал, то ли о здешних, земных делах.

Кто-то из злых языков шепнул:

– Грехи государь смывает.

Из бани Иван вернулся к себе в покои. Приказал принести шахматы. Любил Иван Грозный эту игру. Хоть и по-прежнему запрещёнными были в те годы в России шахматы, хоть и считались сатанинским делом.

Расставил царь на доске фигуры. Крикнули слуги ему напарника.

Сидит за шахматной доской царь Иван. Вот оно, поле боя. Пешки, офицеры, другие фигуры. А вот и королевы и короли.

Оживился, глядя на доску, царь. Двинул фигуры вперёд, в атаку. Глаза на секунду прежним огнём сверкнули. И вдруг качнулся, упал Иван. Бросились слуги. Нагнулись. Мёртв государь.

Бояре боялись народной смуты. Захлопнулись враз ворота Кремля. Застыла у стен, у входов, у выходов грозная стража.

Однако весть уже поползла по Москве.

– Царь умер!

– Умер!

– Умер!

И вот…

«Умер!» – подтверждая смерть Ивана Грозного, ударили московские колокола.

Прошли годы тяжёлым шагом, словно медведь по цветам и травам.

Хватала за горло людей война. Измотали поборы боярские, истощили подати царские. Пожар плясал по селу. Мор накатил на жителей. Оголил недород поля. Все возможные и невозможные беды, казалось, на них обрушились. Разорено село и разрушено. Всё живое навек приглушено.

Росла когда-то при селе у дороги, на зависть округе, груша. Большая, ветвистая. Любили все место у старой груши.

Соберутся ребята. В игры свои играют: в салки, считалки, скакалки, сиделки, гуделки, сопелки, догонялки.

Весело здесь ребятам.

– Догони!

– Догони!

– Догони!

Соберутся и взрослые возле груши. Разговоры об урожае, о недороде, о дожде, вообще о погоде, о барах, о боярах, о податях и налогах, о сенокосе, о медосборе, об опоросе, об Юрьевом дне, о свадьбах, о крестинах, о колдунах и всякой нечистой силе, о конце света, о грозном царе Иване.

При самой дороге груша. Пронеслись над селом, над округой, над всей Россией лихие ветры. Погибла, засохла и старая груша.

Не слышно здесь больше детского смеха.

Не слышно речей крестьянских.

Не присядет на отдых под грушей путник.