Елена Хаецкая: Симон-отступник

Воды залива покрылись кораблями. Вода – блекло-голубая, с черными провалами в бездну меж гребней волн – закипала под веслами длинных венецианских галер. Наш круглый неф шел будто человек в толпе себе подобных; флажок с бело-красным гербом Монфора пообтрепался за месяц каботажного плавания. Стояла уже поздняя осень, то и дело шли дожди, а ветер дул то с берега, то на берег и выстуживал наши бренные настрадавшиеся тела то с одного, то с другого бока. От его проницающих повсюду пальцев негде было укрыться. Симон помалкивал, только брови хмурил; многие же роптали.

И вот перед нами этот город – Зара – подступивший своими огромными стенами почти к самой воде. Залив перегорожен огромной цепью, волны захлестывают ее и стекают, переваливая, с ее звеньев, так что кажется, будто впереди сверкает драгоценный водопад – первая преграда на нашем пути к Заре.

Венецианские моряки, орущие на своем языке, снуют по всему кораблю, кое-кто босой, несмотря на холод. Парус вместе с рангоутом валится на палубу. Цепкие руки сворачивают парусину, готовят мостки для перехода на сушу. Наш неф теперь почти не двигается. Он пузато переваливается на волнах.

Мы кажемся лишними здесь, на корабле, среди всей этой моряцкой возни и суеты. Не храбрые латинские рыцари, не воины Христовы, не владетельные сеньоры, Господи, какое там! Мы – просто груз, доставленный сюда, под стены Зары. Мы ведем себя смирно, как и подобает грузу.

У Симона хмурый вид; он недоволен. Он недоволен все то время, что длится плавание, весь месяц; он разжимает губы только для того, чтобы молвить «аминь» вослед за аббатом, когда все собираются на корме для скудной и скучной трапезы.

Пять галер проносятся мимо. От их весел расходятся волны, так что нашего дрейфующего пузана весьма ощутимо качает. Дрожь пробегает по всей цепи кораблей. Вырвавшись далеко вперед, галеры бросаются на цепь, протянутую поперек залива. С громовым звуком цепь лопается под окованными острыми загнутыми вверх мордами галер. Один конец цепи, точно живой, бьет по воде, прежде чем сгинуть в волнах.

На всех наших кораблях поднимается ликующий вопль. Зрелище так необычно и великолепно, что крик восторга непроизвольно рвется из груди. Даже Симон – и тот ахнул, так что говорить об остальных.

Постепенно мы подходим ближе к городу. Мы проходим над тем местом, где только что сверкал над цепью водопад. Воды, поглотив преграду, послушно расступаются перед нами. Стены Зары надвигаются все ближе, все выше запрокидывает голову Симон.

Город ждет нас. Молчаливый, неприступный, огромный. Он смотрит на нас сотнями глаз.

Только слепой не сосчитал бы наши паруса, не разглядел бы крестов на нашей одежде. Благочестивые паломники, вооруженные пилигримы, мы идем в Святую Землю, ибо сердца наши полны жалости и содрогаются при мысли о том, что Гроб Господень находится в руках у сарацин.

Что же мы делаем здесь, у стен Зары? Господи, что мы здесь делаем?

На стенах, на башнях, устремленных в осеннее небо, ослепительное, как покрывало Богородицы, над воротами Зары – везде вывешены образа, кресты, распятия; куда ни глянь – повсюду встретишься взором с ясным ликом Пречистой Девы, с изможденным страдающим лицом Ее Сына, везде навстречу нам раскрыты в благословении ладони, раскинутые крестообразно руки.

Ожидая нас, Зара вывесила святые образа, как бы призывая нас опамятоваться, очнуться от дурмана: зачем мы, с нашитыми на одежду крестами, пришли к стенам христианского города?

Сотнями строгих глаз глядит на нас Зара. Глазами Иисуса Христа глядит на нас Зара. И спрашивает Иисус у сеньора де Монфора:

– Что ты делаешь здесь, Симон? Зачем ты пришел сюда?

Мягкий, но сильный толчок, шуршание песка: мы ткнулись в мелководье. До берега неблизко, мостков не хватит. С плеском сходят в воду рыцари и оруженосцы, пехотинцы и слуги, волоча ноги по воде и пошатываясь на ходу от привычки к долгому морскому переходу, направляются к берегу. С дромонов выводят коней, застоявшихся, ошалевших. Белая лошадь, откинув назад хвост, роняет яблоки прямо в воду, и ведущий ее в поводу оруженосец громко хохочет, задирая голову. Он рад снова очутиться на суше.

Суета закипает вокруг. Мы больше не бессловесный груз, мы снова соль земли, латинские рыцари. Мы переносим на сушу мешки и бочки, мы разбиваем палатки, обсиживая узкую полосу берега между стеной и водами, как муравьи. Мы повсюду. Мы стиснули Зару в кольце нашего лагеря, мы отняли у нее залив, чьи воды полны теперь наших кораблей, так что по ним можно идти, как по суше.