Евгений Сухов - Царские забавы

— Чего изволишь, Григорий Лукьянович?

— Придушите отца Филиппа, — коротко распорядился Григорий Лукьянович, — да чтоб не пикнул!

Опришники дружно навалились на старика. Зашелся сдавленным хрипом святейший и затих, распластавшись.

Малюта вышел во двор, а следом за ним неслышно ступали опришники.

— Почил старец Филипп, — вымолвил Григорий Лукьянович в толпу монахов, поджидавших опришников. — Мы в келью вошли, а он и не дышит. Жаль… Праведный был старик. — И, отвечая на немой вопрос монахов, продолжил: — Государь у Филиппа хотел благословение просить. К Великому Новгороду мы идем, смуту наказывать. Новгородцы ливонцам служить пожелали. Ну, чего застыли? — сурово прикрикнул Малюта на обомлевших чернецов. — К отцу Филиппу идите, обмойте.

— Матушка! Государыня Мария! — вбежала в покои царицы взволнованная Марфа Никитишна. — Царь Челяднина-Федорова порешил!

После смерти Анастасии Романовны боярыня Марфа не отдалилась от дворца. Совсем неожиданно для многих она получила расположение Марии Темрюковны, которая частенько спрашивала у ближней боярыни совета и не без помощи старухи постигала хитрость московского двора.

Дружба государыни и боярыни началась с того, что Марфа Никитишна учила черкешенку русскому языку, а затем стала приоткрывать дворцовые тайны, которые всегда были надежно спрятаны от постороннего взгляда.

Скоро черкешенка убедилась в том, что выбор сделан был удачно. Проведя десятилетия во дворе московских царей, боярыня была посвящена едва ли не во все дворцовые тайны. Она знала слабости царя Ивана, как свои собственные, и спешила делиться ценными наблюдениями с черкешенкой. Мария всегда щедро расплачивалась за преданность и одаривала ближнюю боярыню не только перстнями, но и посудой с царского стола.

Мария Темрюковна обладала пылким умом и научилась блестяще использовать слабости своего венценосного мужа. Царица сумела усилить свое влияние не только на Ивана, но и на весь московский дворец. Незаметно для государя Мария стала одной из первых фигур в Москве и подкладывала под бок сластолюбивого царя сенных девок, которые следили за ним куда пристальнее, чем горделивые Шуйские.

Мария Темрюковна знала о государе почти все, порой ей казалось, что она могла угадать, о чем думает Иван. Царица умело просчитывала каждый его проступок и всякое неосторожное решение мужа использовала себе на благо, увеличивая пропасть между ним и боярами.

Известие потрясло царицу. Некоторое время она не могла вымолвить и слова, а потом произнесла сдавленным голосом:

— Как убил?!

— Повелел Ивану Петровичу облачиться в царский наряд, потом усадил его на свое место и спрашивает: «Ты этого хотел? Вместо меня царем желал быть?!» А потом сразил бедного кинжалом.

Никого государыня не любила так страстно, как боярина Челяднина. Даже красавец Афанасий Вяземский не вызывал у нее того волнения, какое она испытывала, когда конюший касался ее руки.

— Нет! Это неправда, он не посмел бы! — не желала царица верить свершившемуся.

— Посмел, государыня, — отвечала Марфа Никитишна, — ему, супостату, все нипочем! Чего желает, то и воротит. Говорит, дескать, над ним только бог судья. Это еще не все, государыня…

— Рассказывай дальше.

— Надругался царь над телом. Велел отрубить сердешному голову, а потом отослал ее опальному митрополиту в монастырь. Видать, напугать старца Филиппа хотел.

Одна царица Мария знала правду: не митрополита он хотел запутать, а женушке своей непокорной пожелал дать урок.

— Я убью Ивана! — кричала Мария. — Едем в слободу! Немедленно!

— Неужто сейчас, государыня? — опешила Марфа Никитишна.

— Немедленно!

— Как же это мы так, государыня? Вестовых послать требуется, не примет нас царь. Назад воротит.

— Не примет?! — ярилась царица. — Я разнесу весь его монастырь! Я выволоку его оттуда за волосья! Я отомщу! — задыхалась от ярости царица.

— Государыня, не гневилась бы ты шибко. Крут царь, не посмотрит, что ты княжеских кровей, наказать может.

— Вели запрячь коней. Я еду!

— Ох, что ты с ней поделаешь, господи, — кручинилась ближняя боярыня, — не угомонится ведь, пока своего не добьется.

В дверях боярыня столкнулась с Басмановым.

— А ты откуда здесь взялся, лиходей?! — вскричала Марфа Никитишна. — Или забыл, что это покои царицы?!

— Отчего мне забывать такое? Не забыл, Марфа Никитишна, — Федор Басманов втиснул боярыню в комнату. Детина даже не взглянул на множество девок, которые, оставив свое рукоделие, со страхом наблюдали за молодцем. — К царице я и пришел, и не просто так, старуха, а по указу самого Ивана Васильевича. Велит он не выпускать Марию из дворца до особого распоряжения. Наказал он еще о том, что ежели царица противиться станет… вязать ее по рукам и ногам и держать при строгом карауле. А чтобы измены никакой великому государю не случилось, неотлучно находиться при царице. Вот так, Мария Темрюковна!