— Венчается раб божий…
Из собора девица Елена Глинская вышла государыней.
Василий, глянув на примолкший в ожидании люд, сказал рындам:
— Мешок с монетами принести, сам хочу народ наградить.
— Самое главное, государь, позабыл, — вышел вперед Михаил Глинский, нарушив ровный строй бояр. — Жена мужа своего слушаться должна, как верная собака хозяина. Ты уж меня, Елена Васильевна, извини, я тебе вместо отца остался, а потому на разумное дело наставить должен. — И, повернувшись к государю, продолжал: — Вот тебе, Василий Иванович, плеть. Ежели дщерь моя ослушается, так лупи ее так же немилосердно, как добрый хозяин лупит нерадивую козу, забравшуюся в огород. И пускай эта плеть всегда висит на самом видном месте и напоминает жене о благочестии.
Московиты застыли. Бывало, что супружеская жизнь начиналась с нескольких ударов по покорной спине жены. Случалось, муженек ломал плеть о собственное колено. Как же сейчас поступит московский государь?
— Думаю, она мне не понадобится, — отвечал Василий и, не решившись оттолкнуть протянутую руку, взял плеть как бы нехотя, а потом почти изящным движением сунул ее за голенище.
А Елена неожиданно согнулась и, в знак смирения, коснулась лбом сапога государя.
— С тобой я, Василий Иванович, на веки вечные.
— Вижу, что покорная мне женушка досталась, — во всеуслышание объявил государь и полой платья, как того требует обычай, спрятал голову жены от любопытствующих взглядов. — А теперь несите мешок с монетами, милостыню раздавать буду!
Всю ночь в Москве бурлило веселье. А когда наступило утро и из великокняжеского двора в сопровождении конных стрельцов выехал Михаил Глинский, всему городу стало ясно, что честь государевой супружницы не пострадала.
Михаил Львович держал в руках икону, через которую свешивалась кровавая простыня, а дьяки объявляли во всеуслышание:
— Сегодня ночью разрешилась от девства государыня наша Елена Васильевна… Гуляй, честной народ, веселись. Василий Иванович повелел выставить на торговых рядах еще пять бочек пива и три бочки медовухи!
Московиты радостно восклицали, прославляя щедрость великого князя, а заодно и непорочность русской государыни.
Овчина-Телепнев Иван Федорович был из знатного рода князей Оболенских. Уже при Василии Темном они потеснили старейшее московское боярство и заняли место на лавке по правую сторону от великого князя.
Лишившись прежних вотчин, Оболенские с усердием взялись за московскую службу и, не стесняясь, выпрашивали в кормление целые волости. Многие из них стали наместниками в северных городах и по указу московских государей расправлялись с вольницей так же усердно, как когда-то ратовали за удельное правление.
Особенно полюбилась князьям псковская земля, и многие отпрыски славного рода чувствовали себя в дальнем граде не хуже, чем когда-то в отцовских вотчинах.
Среди Оболенских народилось немало храбрых воевод, которые в походах возглавляли головные полки. Именно таков был Иван Овчина-Телепнев, сумевший прославить себя в битвах с магометянами. Однажды по велению московского государя он встретил за Окой лукавых казанцев и гнал их до московской украйны. [21] Украйна — окраинная область государства.
За этот подвиг Василий пожаловал молодого воеводу бобровой шапкой, а немного позже тот стал окольничим.
Два года Иван Федорович Оболенский был наместником в Нижнем Новгороде, где старанием к государевой службе укрепил обветшавшие стены города и дважды выходил навстречу татаровой тьме к берегу Волги.
Иван Овчина оказался из тех воевод, что не упускают случая досадить супостату, — он не раз во главе большого отряда воинников вторгался в пересохшую степь Орды. Овчина-Оболенский прослыл как знатный рубака. Вооружившись двумя мечами, он рассекал ворогов с правой и левой руки, проникая в самую гущу сечи.
Своими ратными подвигами князь сумел заслужить даже уважение казанцев, которые стали называть его не иначе как Иван-Казак. А казанский хан Сафа-Гирей не однажды зазывал воеводу на службу, суля ему, после обрезания, великое жалованье и город в кормление.
Наконец Василий Иванович призвал Овчину к себе и сделал ближним боярином.
Иван Федорович выделялся от прочих вельмож не только ратными подвигами и вызывающей молодостью. Он был строен, высок, голубоглаз и ежедневно, как древний викинг, упражнялся с челядью на мечах. Князь, в отличие от остальных вельмож, не опускал ремень на бедра, чтобы подчеркнуть присущую боярскому чину дородность. Чаще он носил латы, чем кафтан, как будто даже на дворе московского государя ожидал злодейства.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу