Петр Дедов - Сказание о Майке Парусе

Одним словом, большой был шутник молодой подпоручик Савенюк, и попадись ему в руки сам Митька Бушуев, он удумал бы чего и посмешнее, и еще усерднее исполнял бы приказания своего командира его подручный Самоха Гуков, звериной угрюмости человек, похожий на огромную гориллу и отличный ото всех нечеловеческой силою: одним ударом кулака сбивал Самоха с ног годовалого быка, и бык поднимался не сразу.

Да, попадись бы сейчас Бушуев... Но Митька был далеко, к рассвету доскакал он до озера Широкого, загнав насмерть своего коня, и здесь знакомый рыбак на лодке перевез его в надежное место, на маленький островок, затерянный в глухих камышовых крепях.

Там и поселился Митька в рыбачьей землянке, и с тем же знакомым рыбаком наказал, чтобы тайком приплыла к нему Анфиска да харчишек бы каких ни на есть с собой прихватила.

И потянулись горькие дни одиночества, а того горше и тоскливее были ночи. Ни о чем не задумывался прежде Митька Бушуев. Были у него вольная воля — широкая степь, острая сабля да конь удалой, — как в той песне поется. Соколом летал он по степи со своим малым отрядом из таких же, как сам, бесшабашных смельчаков и, появляясь в самых неожиданных местах, с плеча рубал гадов, никому не давая пощады.

Уже по всему Притаежному краю гремела о нем слава, уже чистым золотом обещали уплатить каратели за голову Митьки Бушуева.

Вольная волюшка... Из-за нее-то и рассорился Митька со своим односельчанином Яковом Карасевым. Когда старика отца, который воспротивился отдать карателям последнюю лошаденку и пырнул одного вилами, повесили на воротах собственного дома, Митька подбил самых отчаянных мужиков, тоже из пострадавших, и организовал свой отряд.

— Чо ты, Митрий, мечешься, как блоха в штанах, — увещевал его Карасев. — Ить прутик-то один куда им легче поломать, чем вкупе веник. Ить прутик-то их только пощекочет, а веником подчистую вымести можно... Погоди маленько, соберемся с силами — всем миром ударим...

Не стал тогда слушать Митька советов, а вот теперь выходит: прав был Яков. Сколь веревочка ни вьется, а все равно конец свой имеет. Вот он и пришел, конец-то...

Особенно тоскливо было Митьке по ночам. Слушал он, как за единственным окном землянки возится в камышах ветер, как орут, надрывая сердце, журавли и кто-то чмокает в болоте, будто идет к землянке и не может никак дойти. А спать не давали тревожные думы и пуще того — больная рука. Вот она, судьба человеческая! В каких только переплетах не приходилось Митьке бывать за последнее время! Под Каинском дело было — окружила его отряд сотня карателей. По пяти сабель на брата. А выход один — болото. Побросали лошадей, кинулись в болото. Двое суток просидели по макушку в ледяной трясине, многие погибли, а Митька выжил.

Или еще: прознал Бушуев, что подпоручик Савенюк остановился погулять в одном из поселков. Решил сквитать с красавцем старые счеты. Темной ночью оставил отряд за околицей, а сам огородами пробрался к поповскому дому, где пировал с братией Савенюк. У крыльца снял кинжалом часового, рванул дверь в избу. В клубах папиросного дыма увидел четверых, пьяно оравших за столом песни.

— Руки вверх! — приказал Митька, занося над головой гранату.

Пьяные, дико тараща глаза на вооруженного до зубов человека, подняли руки.

— А теперь — геть все мордами к стенке! — скомандовал Митька.

Все четверо повиновались, трясясь от страха, уткнулись лбами в стену.

Бушуев кошкой метнулся к столу, сгреб в угол лежавшие на нем пистолеты.

— Попрошу подойти ко мне господина подпоручика, — вежливо сказал он, и, когда Савенюк, шатаясь, приблизился, Митька дурашливо вытянулся перед ним: — Велено передать вашему превосходительству приказ командующего. Снимите с этих скотов ремни и скрутите им назад руки. Командующий наказывает тех, кто хлещет самогон в боевой обстановке. Да чтоб без баловства у меня, на куски разнесу!

Всего какую-то минуту длилась вся эта процедура, но оплошал Митька, не заметил, как выскользнул из избы гривастый поп Григорий Духонин, и когда он выводил уже на улицу скрученных офицеров, набежали разбуженные попом каратели. Митьку схватили, хорошо еще — вовремя подоспели на выстрелы партизаны, с трудом отбили своего командира и еле унесли ноги из поселка. Спаслись каким-то чудом... Выручили опять же дерзость да темная ноченька...

Во всяких переплетах бывал Митька Бушуев, удалая голова, но бог миловал: не только ранения, даже царапины настоящей нигде не получил. А тут — пошел наломать в печь тростнику, наколол палец, и от него пошла опухоль по всей ладони. На третий день кисть левой руки стала сизой, страшная чернота подбиралась уже к запястью. «Антонов огонь приключился, — с ужасом догадался Митька. — Теперь все, крышка...»