Джеймс Бернс - Франклин Рузвельт. Человек и политик (с иллюстрациями)

«Если, хочется верить, мне удалось убедить Вас, мистер президент, что разгром нацистов и фашистской тирании — это вопрос колоссального значения для народов Соединенных Штатов и всего Западного полушария, то вы отнесетесь к этому посланию не как к мольбе о помощи, но как к определению минимума действий для достижения нашей общей цели».

Новость о переизбрании Рузвельта настигла Адольфа Гитлера в его рейхсканцелярии, занимавшей дворец в современном стиле на Вильгельмштрассе. Фюрер не отреагировал на это событие публично, не допустил ни малейшего провокационного замечания. Но через два дня в Мюнхене, в семнадцатую годовщину «пивного путча», он ответил Рузвельту, Черчиллю и всем своим врагам:

— Я один из самых твердых германских политиков за последние несколько десятилетий, возможно даже столетий, наделенный самой большой властью по сравнению с любым немецким лидером, — витийствовал Гитлер перед старыми соратниками, набившимися в зал, декорированный изображениями свастики. — Но, кроме того, я уверен в успехе. Я верю в него безусловно...

Он воскресил в памяти соратников Первую мировую войну. Когда она разразилась, Германия была плохо вооружена и тем не менее держалась четыре года. Четыре года союзники напрягали усилия, чтобы ее одолеть, а затем им пришлось обратиться к американскому жрецу-чародею, который предложил формулу для обмана немецкого народа, с тем чтобы заставить его поверить слову чести иностранного президента.

Продолжая свою речь, Гитлер сказал, что желает самой тесной дружбы с Англией.

— Согласятся на это англичане — отлично, не согласятся — тоже хорошо.

Он обратился к союзнику Великобритании и сделал любопытное замечание:

— Что касается американского производства, то его невозможно выразить даже в астрономических цифрах. В этой сфере я не хочу конкурировать с Соединенными Штатами. Но хочу заверить вас в одном: Германия располагает высочайшей в мире производительной способностью... Сегодня, во всяком случае, Германия вместе со своими союзниками достаточно сильна, чтобы противостоять любой комбинации мировых держав...

Мир прислушивался к речам Гитлера. Этот человек одолел в период между двумя летними сезонами шесть стран; теперь он угрожал высадиться на Британских островах, захватить Гибралтар и оккупировать Балканы. Однако в ноябре 1940 года Гитлер переживал примерно такое же состояние разочарованности и нерешительности, что и Черчилль. Покоритель Европы совершил путешествие через всю Францию, чтобы уговорить испанского правителя Франсиско Франко дать согласие на штурм нацистами Гибралтара и других стратегических укреплений в Западном Средиземноморье. Под впечатлением британской стойкости и давлением Черчилля каудильо стал возражать. В течение девяти часов мучительных переговоров с Гитлером испанский правитель так и не смог преодолеть свои колебания. Позднее Гитлер признавал, что скорее позволит вырвать у себя несколько зубов, чем вновь пройдет через кошмар таких переговоров. Режим Виши тоже вызывал раздражение. На обратном пути в Берлин Гитлер встретился с маршалом Анри Петеном. Старик был учтив и предупредителен, однако дал лишь туманные обещания относительно сотрудничества с «новым порядком».

Но самые большие неприятности доставил Муссолини, старый соратник Гитлера по оружию. Дуче — один из немногих деятелей, которыми Гитлер восхищался, при этом не был склонен посвящать младшего партнера во все свои планы. Муссолини же, раздосадованный гитлеровской политикой «свершившихся фактов», приказал своим войскам 28 октября вторгнуться в Грецию, уведомив об этом Берлин весьма кратко и в самый последний момент. Фюрер узнал о готовящемся вторжении по пути в Германию, после переговоров с Франко и Петеном. Он был вне себя. Осень считалась неподходящим временем для боевых действий в горах. Нападение на Грецию угрожало нарушить хрупкий баланс сил на Балканах. Предполагалось, что Муссолини накопит силы для основной операции — наступления против англичан в Северной Африке. Неожиданно Гитлер приказал повернуть свой поезд на юг и двигаться во Флоренцию, где во время встречи с дуче собирался предостеречь его от опрометчивых решений. Но было уже поздно: Муссолини приветствовал фюрера на платформе словами, произнесенными в манере Геббельса:

— Победоносные итальянские войска пересекли сегодня на рассвете греко-албанскую границу.