Иван Фирсов - Спиридов был — Нептун

Вторая половина документа заставила Елизавету задуматься: «Если я нынче же поставлю свою подпись, то шведы свяжут меня по рукам и ногам». Она протянула бумагу Нолькену.

— Я в согласии принять сии предложения. Думаю, моего слова будет достаточно.

Такой ответ явно не удовлетворил посланника. «Однако принцесса не так уж глупа и себе на уме», — подумал он, а вслух сказал:

— И все же для короля Швеции ваша подпись необходима.

Но как ни упрашивал Нолькен, Елизавета документ не подписала.

О начале переговоров с цесаревной Нолькен сообщил Шетарди, и тот отнесся к этому скептически.

— Мне кажется, эта особа не та фигура, — высказался француз и посоветовал Нолькену воздержаться от ставки на Елизавету.

В очередном донесении в Париж он высказал свое мнение о Елизавете: «Страсть к удовольствиям ослабила у этой принцессы честолюбивые стремления; она находится в состоянии бессилия, из которого не выйдет, если не послушается добрых советов; советчиков же у нее нет никаких, она окружена лицами, неспособными давать ей советы. Отсюда необходимо происходит уныние, которое вселяет в нее робость даже относительно самых простых действий».

Соглашаясь с Шетарди, министр иностранных дел Франции Жан Амело все же поручил своему послу уверить принцессу Елизавету в следующем: «Если король найдет возможность оказать ей эту услугу и она захочет доставить ему средства к тому, то может рассчитывать, что е. в. доставит удовольствие содействовать успеху того, что она может пожелать, и ей следует вполне положиться на добрые намерения е. в.».

И вскоре тот же Амело, не желая уступать первенство в заговоре шведам, наставлял Шетарди: «Вы понимаете все основания, побуждающие нас желать, чтобы эта принцесса имела возможность чувствовать признательность к нашему королю за успех своих планов».

После Крещения взбудораженный Лесток, не скрывая радостного настроения, как обычно, без доклада, ворвался к Елизавете.

— Маркиз Шетарди просит ваше высочество очно свидеться с ним. — Лесток выдержал паузу и добавил: — По той же материи, что и Нолькен с вами, ваше высочество, речи заводил.

«Знать, и Франция вынюхивает, чем поживиться может, но мне-то все равно, наиглавное — монету них заполучить», — размышляла, слушая доктора Елизавета и ответила:

— Мы с ним нынче на маскараде свидимся, а по той материи с ним токмо ты будешь сноситься в каких потаенных местах. Дабы сие в тайне сберечь. Благо ты с ним одних кровей.

Елизавета не зря тревожилась. Приболевший ногами Остерман теперь редко покидал свой дом, отлеживался в постели, но все, что творилось при дворе знал достоверно через своих агентов. Не прошло мимо него и донесение о слишком частых уединенных беседах Елизаветы с Нолькеном и Шетарди на придворных балах.

Остерман вызвал своего аудитора Барановского и распорядился:

— Нынче же наряди своих сыщиков безотлучно присматривать за домом цесаревны Елизаветы Петровны. Всех, кто входит, выходит, на заметку брать, хоть мужеска, хоть женская персона. Да и сама ее высочество куда изволит съезжать и как изволит возвращаться. Особо присматривай, когда французский посол приезжать будет во дворец цесаревны. Об нем рапортовать немедля.

Затеянная в Петербурге интрига привлекла пристальное внимание и на берегах Темзы, в министерстве иностранных дел. В самом начале весны министр Гаррингтон поручил послу в Петербурге, Эдуарду Финчу, довести до дружественного Британии правительства Анны Леопольдовны следующее: «В секретной комиссии шведского сейма решено немедленно стянуть войска, расположенные в Финляндии, усилить их из Швеции. Франция для поддержки этих замыслов обязалась выплатить два миллиона крон. На эти предприятия комиссия одобрена подвигнута известием, полученным от шведского посла в Санкт-Петербурге Нолькена, будто в России образовалась большая партия, готовая взяться за оружие для возведения на престол великой княжны Елизаветы Петровны и соединиться с этой целью со шведами, едва они перейдут границу. Нолькен пишет также, что весь этот план задуман и окончательно улажен между ним и агентами великой княжны с одобрения и при помощи французского посла маркиза де ла Шетарди; что все переговоры между ними и великой княжной велись через француза-хирурга, состоящего при ней с самого детства».

После визита посла Остерману пришлось подняться с постели. Перед уходом Финча Остерман без обиняков попросил посла: