Иван Фирсов - Спиридов был — Нептун

Правда, сомнения Спиридова несколько рассеял унтер-лейтенант Конон Прончищев. Он командовал шнявой, которая ремонтировалась в Баку после аварии. Его судно едва не затонуло, напоровшись штормовой ночью на каменную гряду.

Как-то перед уходом из Баку они уединились в прибрежной чайхане. Хозяин ее держал специально для русских виноградное вино. Потягивая терпкий напиток, Спиридов высказал свои сомнения в правильности поступка Урусова.

— Хоть он и князь, а деньгой, видать, не брезгует. — И рассказал о нашествии на гекбот разномастных купцов.

К удивлению Спиридова, унтер-офицер рассмеялся.

— Так он молодец, ежели выбирает из них, с кого куш поболее взять возможно. Заведено сие не нами, а спокон веков, на Каспии торговый народ за обычай имеет правило предлагать мзду капитану. А как же иначе он свой товар доставит в Астрахань? Берегом — месяц и поболее добираться станет. Да и лезгины его на пути или калмыки обчистят. А здесь полный антураж на военном судне, под охраной.

Спиридов слушал не переводя дыхания.

— Жалованье-то наше скудное, — продолжал Прончищев, прихлебывая вино, — а людям польза. А кроме прочего, и командор Мишуков каждую посудину из Ширвана или Гиляна самолично встречает. Доподлинно каждого купчишку глазами шныряет, а особливо его товар... Потом шествует в контору, а следом за ним тащат то ли ковры, то ли пряности, а вдовесок и монетой берет с каждого командира.

«Неужели и мне такая химера предстоит?» — морщил лоб, кисло улыбаясь, Спиридов, а Прончищев его как бы успокаивал:

— И при Иване Сенявине, царство ему небесное, такое действо происходило, и до него. Так что ты, брат, присматривайся да обвыкай, ежели когда думаешь отсюда выбираться. Я-то здесь седьмую кампанию, в этих краях, но особливо не жалуюсь покуда.

На пристани, в порту, гекбот в самом деле встречал Мишуков. Но вид у него был насупленный, сердитый. Не дождавшись выгрузки купцов, он ушел в Адмиралтейство, махнув рукой Урусову. Сказав вполголоса Спиридову, что следует переправить в контору, тот зашагал следом.

Возвратился он часа через два, слегка навеселе.

— Доложил капитан-командору все чин по чину. Тебе он велел передать, что утвержден ты в должности капитана гекбота, с чем тебя и поздравляю.

Спиридова от радости распирало, не знал, что положено в таких случаях говорить, только развел руками.

— С тебя нынче причитается, — продолжал в настроении Урусов, — он похлопал себя по карману. — Твоя доля здесь, не пропадет покуда, но мы ее прогуляем сей же вечер. Бери Минина, капитанов, которые в порту, и айда ко мне. Супруга в отъезде с детками, мы по-холостяцки, а денщик нам все спроворит.

Во время застолья выяснилась и причина грустного настроения капитан-командора: из Москвы дошел слух, что Змаевич не приедет ему на смену.

Когда Мишуков направлялся в Астрахань, по пути, в Казани, проведал знакомца, губернатора Артемия Волынского. Тот был на пять лет его моложе, но карьеру делал споро, не в пример ему.

Хотя Мишуков всегда был на виду и под рукой у царя, ему не везло. При взятии Выборга приударил Захарий за дочкой коменданта. Царь одобрил выбор, но Мишуков, узнав, что за невестой мало приданого, отвернул нос. На свою свадьбу с Екатериной царь назначил Мишукова шафером, вроде бы почет и царское уважение.

Каждую кампанию Захарий выходил с царем в море. Желая задобрить шведов к миру, государь освободил плененного генерала Горна, бывшего комендантом Нарвы.

— Бери бригантину, — приказал Петр I Мишукову, — отправляйся к шведам, передай мое письмо брату Карлу.

Неблагодарные шведы проявили коварство, захватили бригантину и продержали Мишукова два года в плену. Опять же вскоре женитьбой на племяннице Меншикова думал подправить дела, но вот незадача: светлейшего отрешили от власти.

То ли дело Артемий. В молодые годы неведомыми хитростями подобрался к двоюродной сестре царя Александре Нарышкиной и женился на ней. В то время как Захарий, по несчастью, находился в плену у шведов, Волынский в двадцать пять лет по заданию царя поехал послом к персидскому шаху.

Самодержец остался доволен Волынским, сделал сразу его полковником и генерал-адъютантом. После Персидского похода царь назначил его астраханским губернатором. До Мишукова доходили слухи об алчности Артемия, в Исфагани у персов он ничем не брезговал, а в Астрахани отличился.

Присмотрел в одном монастыре дорогое облаченье, усеянное сапфирами и алмазами. Выпросил его у настоятеля, якобы хотел рисунок с него сделать, да и не вернул. Потом прикинулся, я, мол, ничего не знаю, а служителя, который привозил рясу, посадил в застенок, под пыткой заставил отказаться от своих слов. Настоятеля же за клевету заковали в железо и тот до сих пор томится в астраханской темнице.