Иван Фирсов: Спиридов был — Нептун

После Петра наступило долгое лихолетье для русских моряков. Сменявшие друг друга правители предали забвению заветы создателя флота. Начали гадать, сомневаться и спорить. Зачем Петр настырно выводил Русь к морю? Для чего затеял флот? Нужен ли он державе? И вообще, надобна ли России морская мощь?

Великие дела подобны исполинам-горам, их величие просматривается лишь издалека, да и не каждому это под силу. Спустя полтора века небезызвестный немецкий философ, не питавший особых симпатий к славянам, высказался вполне определенно: «Никогда ни одна великая нация не существовала и не была способна существовать в таком внутриматериковом положении, как первоначально государство Петра Великого; никакая нация не подчинилась бы подобным образом тому, чтобы видеть, как ее берега и устья рек отторгнуты прочь от нее. Россия не могла оставить устье Невы, единственный путь для сбыта продуктов русского Севера, в руках шведов».

Успешный исход многолетней войны со шведами Петр поставил в заслугу флоту.

— Конец сей войны и мир получены не чем иным, токмо флотом. Ибо земли неприятеля никоим образом по суше достигнуть было невозможно.

Именно в морской мощи усмотрел первый русский император не только основную силу в минувшей войне, но и действенное средство внешней политики в мирную пору.

Затевая же Персидский поход, он задумал не только проторить торговые пути в Китай и Индию.

— Сам знаешь, — делился он мыслями с Апраксиным, — сколь ноет в моем сердце Азовская заноза. Нынче турок намеревается дряхлых персов разорить, посунуться схотел до Каспия. — Петр крутнул головой и продолжал: — Тому не бывать, на Каспий султана не пущу. Отсель к Астрахани и Волге прямой шлях, а там и до Урала рукой подать.

— К тому же, — он вздохнул, — Бог даст, и Азов когда-нибудь возвернем...

Отправляясь в Астрахань, он давал наказ президенту Коллегии иностранных дел, своему дальнему родичу, Гавриле Головкину:

— Отпиши Бестужеву в Стокгольм, пускай намекнет Фридерику, ныне дружбу ему предлагаем. Сие к пользе и авантажу Швеции станется, а для нас партнер супротив турок нужен в грядущем...

Успехи Персидского похода встревожили Константинополь, там даже стали поговаривать о войне с русскими. Из Швеции пришли вести о прохладном отношении короля к дружелюбию Петра. Поэтому, вернувшись в Петербург, Петр вскоре пошел на Котлинский рейд, учинил проверку эскадре.

— Рассупонился без нас Крюйс, — выговаривал он Апраксину, — готовься споро генерал-адмирал, без оглядки. Все кораблики снаряжай, пополняй припасы. Через неделю-другую двинемся в Ревель, к Рогервику наведаемся, далее пойдем к шведскому берегу. Пускай Фридерик вспомнит, с кем дело имеет. Нам союз с ним потребен, да и время риксдагу наш титул императорский уважить, до сей поры не признали.

Выход в море Балтийского флота всполошил не только шведов. В первую очередь заволновалась «Владычица морей». После разгрома шведов на море русский флот стал «бельмом на глазу» у англичан. В Данию, Францию, Пруссию полетели депеши английским резидентам усилить интриги против России. Протянулись их щупальца и в Турцию, подстрекая ее к войне с русскими...

Июльские белые ночи не дают возможности как следует выспаться сотням белокрылых чаек, примостившихся на валунах, опоясавших Ревельскую бухту. Не успело небо притемниться за Наргеном, как в противоположной стороне, на островерхих крышах кирх и построек монастыря Святой Бригитты, на восточном берегу бухты, уже играли блики восходящего солнца. Одна за другой взмывали в лазурное безоблачное небо юркие чайки, оглашая неумолчным криком все вокруг, парили, а потом, стремглав снижаясь, чиркали крыльями по неподвижной глади бухты. Но не только птицы будоражили в этот ранний час утренний покой. Повсюду в бухте, раздвигая форштевнями [1]зеркальную поверхность, поскрипывая уключинами [2], двигались из гавани десятки баркасов и шлюпок, тянувших на буксирах на внешний рейд громады кораблей. Там корабли, прихорашиваясь, распускали паруса. Утренний морской бриз расправлял их, суда начинали маневрировать, ожидая выхода флагманов и всей эскадры.

Командир 70-пушечного линейного корабля «Святой Александр», капитан-командор Петр Бредаль правил должность привычно, отдавая положенные команды, и тут же, переходя с борта на борт, следил, как быстро и точно их исполняют. В это же время он смотрел, нужный ли маневр производит корабль, вскидывал взгляд на вымпел, не заполоскал ли он, что свидетельствовало бы о появлении ветра. При этом глаза его невольно задерживались на грот-стеньге [3], где едва пошевеливался кейзер — флаг командующего Балтийским флотом. Генерал-адмирал Федор Апраксин издавна взял за правило попеременно бывать на всех кораблях эскадры. Присматривался к действиям капитанов, оценивал слаженность и выучку экипажей. В этот раз он пришел на корабль к Бредалю не один, а с младшим флагманом, адмиралом Петром Михайловым, как по заведенному издавна порядку, официально, при посещении флота, величали на кораблях государя императора...