Бенито Гальдос - Трафальгар

– Ну и качка! – не унимался Малеспина-старший. – Похоже, мы вот-вот разобьемся в щепы о скалистый берег. Итак, как я уже говорил, я собираюсь управлять моим огромным кораблем при помощи… А ну-ка, отгадайте, чего? При помощи водяного пара! Для этого надо построить особую машину, где пар будет то сжиматься, то расширяться в двух цилиндрах и приведет в действие систему колес… а затем…

Последний собеседник Малеспины, не желая больше слушать подобную галиматью, хотя он и не служил на этом корабле, а был лишь подобран с потерпевшего крушение, отправился помогать своим товарищам, вовсю сражавшимся с непогодой. Оставшись наедине с Малеспиной, я подумал, что теперь-то он, верно, замолчит, ибо не почитает меня за человека, способного вести столь ученый разговор. Но, на мое несчастье, старый брехун явно переоценил мои способности. Поэтому, видно, он и обратился ко мне со следующими словами:

– Вы понимаете, о чем я говорю: семь тысяч тонн водоизмещения, пар, два колеса… словом…

– Да, сеньор, я прекрасно все понимаю, – поспешно отвечал я, в надежде, что мой ответ заставит его замолчать. Ведь я не испытывал ни малейшего желания слушать его, к тому же невыносимая качка, предвещавшая серьезные неприятности, никак не располагала к рассуждениям о постройке гигантских кораблей.

– Я вижу, вы меня хорошо знаете и готовы уяснить мои изобретения, – продолжал старый Малеспина. – Как вы отлично понимаете, изобретенный мною корабль будет неуязвим не только в обороне, но и в наступлении. Ведь всего четырьмя-пятью залпами он сможет разгромить три десятка английских кораблей.

– А разве батареи противника не причинят ему, в свою очередь, вреда? – неуверенно возразил я скорее из вежливости, чем из желания продолжать разговор!

– О, ваше замечание, молодой человек, необычайно метко; оно свидетельствует о вашем умении разбираться в столь сложных вещах и ценить величайшие изобретения. Чтобы сделать мой корабль неуязвимым, я покрыл бы его огромными стальными листами – иными словами, облачил бы его в подобие бронированных лат, какие в старину носили рыцари. С подобной защитой мое детище спокойно пойдет в атаку, и вражеские ядра причинят ему не больше вреда, чем горсть хлебных шариков, брошенных мальчишкой. А мои изобретения – это настоящее чудо. Представьте себе, что наша нация обладала бы двумя-тремя такими кораблями. Куда бы отправилась тогда английская эскадра со всеми своими Нельсонами и Коллингвудами?!

– Но если мы построим у себя такие корабли, – с живостью возразил я, уверенный в неоспоримости моего аргумента, – то и англичане сделают то же самое, и тогда условия борьбы снова станут равными.

Дон Хосе Мариа так и замер, разинув рот от изумления и не зная, что же мне возразить, но через мгновение его неистощимая фантазия снова заработала, и старый враль мрачно проговорил:

– А кто вам сказал, несносный мальчишка, что я способен разболтать всем и каждому свой секрет? Корабли будут строиться в строжайшей тайне, и никто ничего не узнает. Представим, что разразится новая война. Англичане побудят нас к этому, и мы им заявим: да, господа, мы готовы сражаться хоть сейчас. И сперва в море выйдут обычные корабли, завяжется бой, и вот тут-то неожиданно появятся два-три железных чудовища, изрыгающих дым, и станут плавать по морю в любом направлении, куда им только заблагорассудится. Пальнув раза два, они в щепы разобьют своими острыми носами вражеские корабли. Вы только представьте себе: все окончится в какие-нибудь четверть часа.

У меня не было желания продолжать этот спор. Сознание смертельной опасности мешало мне думать о чем-либо ином, кроме нашего отчаянного положения. Я тут же позабыл бредни старого Малеспины об удивительном корабле-колоссе и не вспоминал о них лет тридцать, пока не столкнулся с применением пара в навигации. А через полвека мне довелось увидеть на нашем славном фрегате «Нумансия» осуществление самых фантастических планов старого враля.

И вот тогда, снова вспомнив о доне Хосе Мариа, я подумал: «Просто невероятно, что чудачества, измышленные полусумасшедшим стариком, с течением времени претворяются в жизнь и становятся замечательными открытиями». С тех пор как я заметил столь странную закономерность, я больше не отвергаю утопию и считаю всех лгунов гениальными людьми.

Я оставил дона Хосе Мариа в одиночестве и побежал узнать, что творится на корабле. Не успел я выскочить из кают-компании на палубу, как сразу же сообразил, в каком опасном положении находится «Громовержец». Сильный ветер не только препятствовал нам войти в Кадисскую бухту, но гнал нас прямо на скалистый берег, о который мы должны были неминуемо разбиться. И как ни плачевна была наша судьба на «Санта Анне», которую мы недавно покинули, положение, в каком мы очутились теперь, было несравненно ужаснее. Я лихорадочно вглядывался в офицеров и матросов, стараясь уловить на их лицах хоть малейшую надежду на спасение. Но нет, к несчастью, все были страшно подавлены и глубоко опечалены. Я устремил взор на небо, и оно поразило меня своим чудовищным безобразием; я посмотрел на море и нашел его диким и разъяренным; нам лишь оставалось уповать на бога, а он с 21 октября совсем перестал о нас печься!