Олег Михайлов - Проконсул Кавказа (Генерал Ермолов)

Важно было занять главный перевал, прежде чем акушинцы могли бы поставить там заслоны. Ермолов мастерскими переговорами, то льстя, то угрожая неприятелю, задержал их, дав время князю Мадатову со своим отрядом овладеть перевалом без единого выстрела. Теперь дорога на Акушу была открыта.

Только 12 декабря русский авангард спустился с гор. Проводники из местных жителей охотно указывали дорогу, скорее всего желая заманить русских как можно дальше в глубь страны. Они как бы в насмешку показывали места, где были разбиты войска Надир-шаха, и дороги, по которым они бежали. «Таково было мнение о могуществе акушинского народа, – говорит Ермолов в своих «Записках», – и немало удивляло всех появление наше в сей стране».

Оттеснив неприятельские посты, авангард занял первую акушинскую деревню – Урму. Верстах в десяти от нее виден был высокий хребет, подымавшийся амфитеатром, тремя уступами. Там, наверху, масса народа толпилась вокруг небольшого укрепления. Это была передовая позиция двадцатипятитысячного акушинского ополчения. Вскоре подошли главные силы Ермолова, но главнокомандующий медлил открывать военные действия. Он то и дело ездил сам осматривать позиции, проводил съемки. В русский лагерь приезжали акушинские старшины, их угощали, и они отправлялись восвояси с твердой уверенностью, что русские не готовы воевать.

– Что это затевает наш Петрович? – рассуждали между собой солдаты, теряясь в догадках.

Все было просто. Ермолов понимал, что взять с фронта неприступную неприятельскую позицию нельзя. Можно было потерять сотни, а то и тысячи людей и потерпеть неудачу. Между тем стоило обойти правый фланг акушинцев, как горцы оказывались зажатыми в клещах. Правда, фланг этот упирался в неприступный утес, у подошвы которого пенилась в диком ущелье речка Манас, и надо было отыскать тропинку, мало-мальски подходящую, чтобы втащить пушки.

На третий день, в сумерках, несколько казаков и татар прискакали с известием, что такая тропинка есть. Как раз в это время в лагере гостили акушинские старшины, самонадеянность которых росла с каждым днем. Даже самые умеренные предложения Ермолова теперь встречали отказ. Тем не менее главнокомандующий приказал относиться к ним с предупредительной вежливостью, угощать как можно лучше и не отпускать до полуночи. Ермоловские переводчики упражнялись в восточном красноречии, и старшины уехали домой в твердом убеждении, что русские находятся в таком жалком состоянии, что против них вообще едва ли достойно употребить оружие…

Но лишь акушинские вожаки оставили лагерь, как войска тихо стали в ружье и бесшумно двинулись к неприятельской позиции. Пройти нужно было около восьми верст. Хотя на небе сиял месяц и ночь была ясная, русские прошли незамеченными. Огни в акушинском стане уже угасали, когда весь отряд расположился на пушечный выстрел от него. Впереди виднелась большая деревня Лаваши, окруженная окопами, левый фланг позиции оканчивался укрепленным холмом, а правый упирался в обрыв, по дну которого бежала речка Манас.

В эту бездну спустился ночью отряд князя Мадатова. Отряд перебрался через речку вброд и по открытой казаками тропинке поднялся на противоположный гребень гор, откуда можно было вести огонь вдоль всей неприятельской линии. Одновременно главные силы, где находился сам Ермолов, развернулись против фронта вражеской позиции. Еще правее стала милиция, набранная в Тарках и в Мехтулинском ханстве по чисто политическому расчету. «Не имел я ни малейшей надобности в сей сволочи, – говорит Ермолов в «Записках», – но потому приказал набрать оную, чтобы возродить вражду к ним акушинцев и возбудить раздор, полезный на предбудущее время».

19 декабря, едва рассеялся густой предрассветный туман, акушинцы с ужасом увидели отряд князя Мадатова, который уже начал обходить их правый фланг. В смятении бросились они со своей укрепленной позиции, чтобы защищать другие высоты, где находились их жены, дети и имущество. Ермолов воспользовался замешательством горцев и приказал штурмовать окопы. Огромный и устрашающий, он поднял над головой пук Георгиевских крестов. Не выдержав перекрестного артиллерийского огня с фронта и фланга, горцы обратились в бегство. В покинутое укрепление ворвалась татарская конница из закавказских ханств и Южного Дагестана. Поставленная здесь батарея громила отступающих в панике акушинцев с тыла, а стрелки, взобравшись на утесы, нависшие над самой дорогой, по которой бежали горцы, провожали их фланговым огнем. Триста казаков, опрокинув слабую конницу неприятеля, обскакали толпу и рубили бежавших. «Бой продолжался не более двух часов, – сообщает Потто, – и полный разгром акушинцев, столь гордых победою над Надир-шахом, стоил победителям только двух офицеров и двадцати восьми нижних чинов убитыми и ранеными».