Олег Михайлов - Проконсул Кавказа (Генерал Ермолов)

При первом же объезде Карабаха Ермолов был поражен нищетой края и дурным его управлением. С присущим ему умением он дал это почувствовать и хану. Заметив возле дворца в Шуше маленькую мечеть, пришедшую в совершенный упадок, Ермолов грозно сказал Мехти по-тюркски:

– Я требую, чтобы к моему будущему приезду на месте этих развалин была выстроена новая мечеть, которая бы соответствовала великолепию вашего дворца.

Малодушный хан выслушал эти слова в страхе и с тех пор начал думать о собственном спасении: 21 ноября 1821 года Мадатов сообщил Ермолову, что Мехти бежал в Персию.

Непосредственным поводом к бегству хана послужило покушение в Шуше на наследника – Джафар-Кули-Агу, когда тот возвращался от Мадатова. В Карабахе все знали о ненависти хана к своему родственнику, некогда предупредившему русских об измене отца Мехти – Ибрагима. Однако расследование показало, что Мехти не был виноват. Напротив, все улики показывали уже против самого Джафара, который мог инсценировать покушение, чтобы обвинить в этом хана и затем занять его место. В результате Джафар со своей семьей был выслан в Симбирск, и Карабах остался без хана и без наследника.

В том же 1821 году, осенью, возвращаясь из Кабарды, Ермолов посетил Шушу и официально ввел в ханстве русское правление. Жители города поднесли тогда главнокомандующему в память присоединения области булатную саблю с соответствующей надписью.

Так бескровно в течение пяти лет завершилось присоединение к России ханств, служивших очагом персидского влияния и мятежей.

Обезопасив южные и юго-восточные границы Закавказья, Ермолов продолжил активные действия по усмирению воинственных разноплеменных горских народностей, совершавших постоянные опустошительные набеги на земли, находившиеся под покровительством России. Как пишет историк А.Г.Кавтарадзе, «политические и стратегические задачи диктовали необходимость включения в состав России горного пояса, отделившего Россию от добровольно присоединившихся и присоединенных к ней закавказских земель».

«Кавказ – это огромная крепость, защищаемая полумиллионным гарнизоном. Штурм будет стоить дорого, так поведем же осаду» – эти слова Ермолова заключали в себе целую программу его десятилетнего правления.

Перед ним была, однако, не одна, а несколько крепостей: Чечня и Дагестан – на восток от Военно-Грузинской дороги, Кабарда и Закубанье – на запад.

Ермолов начал с Чечни.

Чечня была покрыта непроходимыми лесами, являвшимися для местных жителей естественными крепостями. Здесь проживал самый воинственный из кавказских народов, своими набегами и разбоями наводивший страх на окрестные области и державший под контролем все движение по Военно-Грузинской дороге. Чеченские аулы подходили к самому Тереку, что облегчало набеги на русских.

Один из русских писателей, определяя характер военных экспедиций в Чечню, происходивших до появления Ермолова, заметил: «В Чечне только то место наше, где стоит отряд, а сдвинулся он – и это место тотчас же занимает неприятель. Наш отряд, как корабль, прорезывал волны везде, но нигде не оставлял после себя ни следа, ни воспоминания».

«Таким образом, – комментировал это высказывание известный историк кавказских войн В.А.Потто, – чеченцы являлись, в сущности, не воинами в обыкновенном смысле этого слова, а просто разбойниками, варварами, действовавшими на войне с приемами жестоких и хищных дикарей. Кто-то справедливо заметил, что в типе чеченца, в его нравственном облике есть нечто, напоминающее волка. И это верно уже потому, что чеченцы в своих легендах и песнях сами любят сравнивать своих героев именно с волками, которые им хорошо известны; волк – самый поэтический зверь, по понятиям горца. «Лев и орел, – говорят они, – изображают силу: те идут на слабого; а волк идет и на более сильного, нежели сам, заменяя в последнем случае все безграничной дерзостью, отвагой и ловкостью. В темные ночи отправляется он за своей добычей и бродит вокруг аулов и стад, откуда ежеминутно грозит ему смерть… И раз попадает он в беду безысходную, то умирает уже молча, не выражая ни страха, ни боли». Не те же ли самые черты рисуют перед нами и образ настоящего чеченского героя, само рождение которого как бы отмечается природой; в одной из лучших песен народа говорится, что «волк щенится в ту ночь, когда мать рожает чеченца». При таких типичных свойствах характера понятно, что чеченец и в мирное время, у домашнего очага, выше всего ставил свою дикую, необузданную волю и потому никогда не мог достичь духа общественности и мирного развития».