Олег Михайлов - Проконсул Кавказа (Генерал Ермолов)

Развивая успех, Котляревский в октябре 1812 года с двухтысячным отрядом наголову разбил сильную персидскую армию при Асландузе, а 1 января 1813-го с полутора тысячами солдат завладел сильно укрепленной Ленкоранью, защищаемой четырехтысячным гарнизоном. Эти победы вынудили шаха просить о мире, который был заключен в Гюлистане в том же году. По соглашению персияне отказывались от притязаний на все занятые русскими земли за Кавказом. Как мы помним, еще раньше, в 1812 году, Кутузов подписал мир с Турцией.

Дорого заплатил Котляревский за свои победы. Генерал-майор в двадцать девять лет, генерал-лейтенант – в тридцать, кавалер ордена Св.Георгия 2-го класса в тридцать один год, он стал жалким инвалидом, получив тяжелое ранение в голову при штурме Ленкорани. Тридцать девять лет прожил Котляревский после этого, с обнаженным мозгом, испытывая неимоверные страдания, сперва на Украине, в Бахмутском уезде, а затем в Крыму, под Феодосией. Слава и память о нем надолго пережили героя; Ермолов высоко чтил его.

А сколько еще военачальников выдвинулось на Кавказе! Лазарев, Гуляков, Несветаев, Власов, Симонович, Орбелиани, Булгаков, Портнягин… Как им, должно быть, приходилось несладко при назначенном в 1812 году на пост главнокомандующего неумном и нерешительном Ртищеве!

«Теперь сей излишне добрый старик, – размышлял Алексей Петрович, – спит и видит, как бы поскорее передать мне свое ярмо наместника и воротиться в Россию после шестилетнего пребывания на линии и в Грузии…»

Кибитка меж тем, сотрясаясь на ухабах, подвозила главнокомандующего к столице Войска Донского – Новочеркасску. «Вряд ли где еще дорога столь дурна, а почта столь неисправна, – морщился от тряски Ермолов. – Лошади не везут, упряжь негодна, казаки на почтовых ездить не умеют…»

Город, лежащий на косогоре, был виден за четырнадцать верст. У заставы теснились казачьи старшины, именитые старики и в немалом числе обыватели. Миновав толпу, Алексей Петрович добрался на вконец измученных лошадях до почтовой станции. Во дворе цыгановатый урядник расседлывал коня, не обратив никакого внимания на приезжих.

– Лошадей, и живо! – крикнул ему Ермолов из кибитки.

– Лошади е, да только у степу, – меланхолично сказал урядник, не поворачивая головы.

– Это что за калмыцкие порядки! – загремел Ермолов. – Мне что, прикажешь пешком идти?..

– Это уж как пожелаеть ваше благородие, – не зная, кто перед ним, ответствовал казак. – Только и те, что у степу, не про вашу честь. Их выставило дворянство для его сиятельства Матвея Ивановича Платова. Чай, не вам чета…

Ермолов прыгнул из кибитки, выдернул из плетня порядочный кол и трижды протянул урядника по спине. Затем он вскочил на его коня и полетел в степь.

– Да ты, дурак, невежа, знаешь, от кого гостинец получил? – с укоризной сказал Ксенофонт-Федул. – От самого генерала Ермолова…

Через час командир Отдельного Грузинского корпуса вернулся, гоня отобранных из табуна прекрасных лошадей. Когда их запрягли, он подозвал к себе урядника.

– Вот тебе, братец, по одному за каждую плюху. – И подал казаку три червонца.

Другой казалась земля, другим – небо!

Уже в Ставрополе Ермолов увидел на горизонте неподвижные белые облака, которые поразили его двадцать лет назад. Это были снежные вершины Кавказских гор.

В губернском центре Георгиевск, известном плохим, вызывающим болезни климатом, Ермолова ожидал персонал посольства, направляющегося в Персию. Но прежде чем решать дипломатические задачи, надо было спешно укреплять порядок внутри края. Все было в состоянии совершенного разрушения.

От Владикавказа начиналась Военно-Грузинская дорога – единственный путь, соединявший Россию с Закавказьем, но подвергавшийся беспрестанным разбойным нападениям. Ермолов зорко подмечал наиболее опасные места этой важнейшей коммуникации, прикидывая, как исправить и укрепить ее.

В двенадцати верстах от Владикавказа был только что заложен редут Балта. Здесь горы становились все круче, переходили в скалы; узкая дорога была пробита или проделана взрывом пороха и шла под навесом. Справа отвесный камень, а слева крутой берег Терека увеличивали мрачность картины. Чем ближе подвигались путники к редуту Ларе, тем все уже и теснее становилось ущелье.

– Вот он, Дарьял! – перекрывая шум воды, крикнул Ермолову его адъютант штабс-капитан Бебутов.

– Место ужасное! – зычно ответил тот, стирая с лица брызги.