Олег Михайлов - Проконсул Кавказа (Генерал Ермолов)

Франция… Странно видеть было какого-нибудь оборванного мужичонку в синем кителе, грязную бабу или нищего мальчугана, болтающих чисто на языке, которым в России щеголяют модники большого света и знание которого непременно для дворянства.

«Вот где открылась ничтожность нашей моды!..» – желчно думал Алексей Петрович.

Русская гвардия под начальством Ермолова церемониально проходила через город Мо-на-Марне. Впереди – шесть полков тяжелой гвардейской пехоты: старая гвардия из преображенцев, семеновцев, измайловцев, литовцев и молодая гвардия из гренадер и павловцев. За ними следовала пехота легкая – лейб-гвардии Егерский полк и батальон Финляндского полка. Шествие замыкала конница: бело-голубые кирасиры, кавалергарды в белых однобортных колетах и касках с густым черным плюмажем, гвардейские гусары в красных доломанах и синих чачкирах, уланы с бело-красными флюгерами на пиках.

Пропуская мимо себя великанов преображенцев с красными воротниками, семеновцев – со светло-синими, измайловцев – с темно-зелеными, Ермолов зычно приветствовал их:

– Бауцен – слава! Кульм – слава! Лейпциг – слава!

Под Лейпцигом, в трехдневной «битве народов», командуя русской и прусской гвардиями, Ермолов смелой атакой захватил в центре позиций деревню Госса. После этого сражения Наполеон вынужден был отойти за Рейн и уже не покушался наступать на Европейском театре за пределами Франции…

Все улицы, площади и все дома города Мо были полны зрителями, большею частью женщинами. Старухи глядели испуганно, пожилые – плаксиво, молодые – весело. Мужчины прятались за баб и громко удивлялись чистоте и красоте, росту и мужественному виду гвардейцев.

«Велика разница между французским и русским солдатом! – думал Алексей Петрович. – Никто не превзойдет нашего в терпении, послушании и выносливости. Надобно знать русского солдата, чтобы уметь побеждать с ним. Суворов знал его – и делал чудеса!..»

– Гвардии российской – слава! – воскликнул Ермолов.

И в ответ из-под киверов, обшитых черной глянцевитой кожей, с высокими черными волосяными султанами и медными блестящими двуглавыми орлами спереди, засверкали гордостью глаза, и над строем густо прокатилось всесокрушающее «ура!». Ударили барабаны, засвистели флейты, загремели трубы.

Горожане постепенно теряли страх, перебегали взад-вперед; ребятишки плясали под полковую музыку. Но кто? Почти все нищие. Простой француз, как подметил Ермолов, был одет беднее русского поселянина: на нем холщовый синий китель сверх рубахи и панталон, на голове колпак, на ногах деревянные башмаки. Повсюду царила дороговизна, какой Ермолов не встречал в Европе, и не столько из-за пришедшей во Францию войны, сколько от пошлин, которые Наполеон много лет брал за все на свете, начиная с табака и вплоть до дверей, окон и труб. «Вот какою ценой обернулись для французов их вольность и равенство, – усмехнулся Алексей Петрович. – Зато теперь Наполеон между ними – как аист между лягушками: глотает по выбору…»

Правду сказать, дела завоевателя, еще недавно стремившегося положить к своим ногам весь мир, день ото дня становились все хуже. Лишь февраль 1814 года, когда он напал на Силезскую армию, растянувшуюся на пути к Парижу, был счастливым для Наполеона. Прусская пехота должна была пятнадцать верст пробиваться сквозь неприятельскую кавалерию, за шесть дней армия потеряла восемнадцать тысяч солдат и сорок три орудия, а главнокомандующий Блюхер едва не попал в руки французов.

Зато небольшой русский отряд под началом Михаила Семеновича Воронцова покрыл себя неувядаемой славой под Краоном, где успешно противостоял главным силам Наполеона. Только тогда бездействовавшие долгое время австрийцы, которые не желали низвержения императора Франции как родственника Габсбургского дома, двинулись в глубь страны. Союзная армия разгромила сначала самого Наполеона при Арси, а затем – корпуса маршалов Мармона и Мортье при Фер-Шампенуазе. После этого дела, в котором особенно отличилась русская кавалерия, путь к столице Франции был открыт.

На окраине Мо, следуя в центре гвардии, Ермолов приметил груду разбросанных камней – накануне ночью русский лагерь был разбужен взрывом порохового магазина, подожженного саперами Мармона. Впереди, у моста через Марну, образовался затор. Колонны гвардейцев останавливались, по рядам перекатывался гул недоумения. Ермолов, пришпорив коня, поскакал в голову корпуса. Навстречу ему уже мчался адъютант Матвей Муромцев.