Виктор Вучетич - Сиреневый сад

Двумя руками оттолкнувшись от скамьи, Сибирцев поднялся, шагнул ближе. Арестованный медленно поднял голову, и Сибирцев чуть не вскрикнул: он увидел почерневшие от боли Яшины глаза. В них было только тупое, покорное, животное равнодушие, и больше ничего. Никаких чувств. Яков бессмысленно посмотрел на Сибирцева, и голова его поникла. Сибирцев постоял еще мгновение и повернулся к двери. Она тотчас отворилась, и вошли солдаты. Один из них взял Якова за плечо, он послушно поднялся и, с трудом передвигая ноги, пошел из комнаты, не оборачиваясь и не поднимая головы.

Вошел Кунгуров, пытливо взглянул на Сибирцева.

– Узнали, Мишель?

– Ну и поработали вы… – Сибирцев сглотнул комок в горле. – Конечно, узнал.

– Служба, – пожал плечами Кунгуров. – Что скажете?

– Может быть, не здесь? – Сибирцев брезгливо огляделся.

– Не возражаю, – охотно подхватил контрразведчик. – Поднимемся ко мне.

В кабинете Кунгурова, безвкусно обставленном пышной мебелью, Сибирцев позволил себе слегка расслабиться. Слегка, ибо понимал, что сейчас начнется второй допрос. Он развалился, закинув ногу на ногу, в широком и низком кресле и после разрешающего кивка хозяина кабинета закурил. Кунгуров и сам вставил в угол рта папиросу, но не зажег ее, а подвинул пепельницу Сибирцеву.

– Дайте чего-нибудь выпить, – небрежно бросил Сибирцев.

Кунгуров тут же сделал какое-то непонятное движение рукой, и в кабинет вошел солдат. Кунгуров молча кивнул ему, и тот достал из шкафа точно такую же, как у Сибирцева, бутылку «Мартеля» и, откупорив ее, поставил на край широкого письменного стола вместе с двумя небольшими серебряными рюмочками. Кунгуров снова кивнул, и солдат вышел.

Сибирцев курил, пуская дым в лепной потолок.

– Прошу, Мишель, – пригласил Кунгуров, но тут же словно спохватился: – Виноват, виноват…

Он подошел к шкафу и достал из него фужер, взглянул на свет: чистый ли? – поставил рядом с рюмками, налил наполовину.

– Хозяин должен помнить привычки гостя, – и капнул себе в рюмку. – Прошу.

Сибирцев молчал, так же рассматривая потолок и чувствуя нетерпение контрразведчика.

– Кажется, я могу вам кое в чем помочь, – наконец сказал Сибирцев. – Не уверен, что это то, что вам нужно, но… Кто знает?… Помните, в прошлом декабре… нет уже в январе, когда примчался этот наш сумасшедший Скипетров, Григорий Михайлович готовил иркутскую акцию? Вы помните, по поводу нашего несчастного адмирала… Так вот. Я зашел к шифровальщикам и, если не ошибаюсь, говорил с ним, с Сивачевым, о скором наступлении… Он мне, кстати, казался вполне приличным человеком.

Сибирцев рассказывал контрразведчику об одной из секретных акций по спасению Колчака из Иркутской губчека. Она готовилась в строжайшей тайне, но именно поэтому была известна даже нижним чинам, никакого отношения к штабу не имеющим.

– Так вот, если Сивачев оттуда, – Сибирцев пальцем показал под свое кресло, – то я теперь понимаю, почему это дело с треском провалилось.

Кунгуров внимательно смотрел на Сибирцева и соображал, правду он говорит или валяет дурака. Но Сибирцев был серьезен и даже заметно удручен.

– Но почему именно с ним возник этот разговор? – спросил контрразведчик.

– Ах, Николя, – Сибирцев слабо махнул ладонью, – вы же понимаете… Видимо, я что-то сказал об адмирале, Сивачев посочувствовал. Вы прекрасно знаете о моем отношении к Александру Васильевичу… Я сказал, он посочувствовал. Сочувствие в наше время – единственное, что осталось из всех естественных человеческих проявлений. Падки мы на него. Думаю, поэтому. Впрочем, не помню. Хотя разговор такой, если не ошибаюсь, был.

Сибирцев достал из внутреннего кармана выигранные вчера у ротмистра часы и, щелкнув крышкой, посмотрел время.

– А что, – сказал он, пряча часы обратно, – не закатиться ли нам куда-нибудь позавтракать? Если вы, разумеется, свободны?

Кунгуров проследил за его движением.

– Вы с ним говорили о чем-нибудь?

– Я же сказал, – удивился Сибирцев.

– Нет, сейчас.

– Помилуйте, о чем?… Я даже не уверен, узнал ли он меня, так вы его обработали…

– Между прочим, – помедлив, словно решился Кунгуров, – это его часы.

– Как?

– Да-да, его. – Губы Кунгурова зло скривились. – Взяты при обыске.

Сибирцев непонимающе уставился ему в глаза. Потом достал часы, несколько раз машинально щелкнул крышкой.

– Вы хотите сказать?…

– Нет, успокойтесь. – Ротмистр невинно усмехнулся. – Они ему больше уже не понадобятся.