Лев Жданов - В сетях интриги

Рыдания, слезы наполняют дворец. Старики, мужчины плачут как дети…

Александр гулял с Чарторижским на набережной, когда прибежал от Салтыкова посланный, позвал его во дворец… Тут он увидел страшное зрелище… И все кругом – Константин, Анна, Елизавета… Этих скоро увели, как и обоих внуков… До приезда Павла лучше им не быть вблизи умирающей…

Шепчутся многозначительно иные, поглядывая на Александра, словно ожидая от него какого-то шага. Но непроницаемый, несмотря на свои двадцать лет, юноша печален, как подобает внуку, и только…

Весь день длится агония. На кровать уложили умирающую. К вечеру прискакал из Гатчины Павел с женой. Сам Зубов догадался брата Николая послать к цесаревичу с печальной вестью. Несколько десятков гонцов помчались следом за этим первым вестником. В десятом часу вечера в Зимнем дворце появился Павел, в снегу, в грязи… Взглянул на страдания матери, пролил несколько искренних слез, поговорил с докторами и вдруг будто вспомнил что-то.

– Вы туда пройдите, – указывая жене на угловой кабинет за спальней императрицы, говорит Павел. – И великих княгинь возьмите с собой… А вы со мной побудьте! – приказывает он двум сыновьям, которые уже в полной гатчинской форме явились и ждут приказаний отца.

И еще немало «гатчинцев» прискакало за Павлом. Хозяевами вошли они в покои, толкают, оттирают назад первых вельмож, друзей Екатерины, красу ее царствования…

Вдруг, слышит Павел, кто-то на колени рухнул и ловит его за походные ботфорты, отирая с них пыль пышными кружевными манжетами, складками богатого жабо. Это Платон Зубов, теперь ничтожный, не нужный никому, прежний фаворит, руки простирает, лепечет:

– Ваше величество! Помилуйте грешного раба своего… Пощадите!..

Грудь, увешанная высшими орденами империи, прижимается к забрызганным снегом лосинам и сапогам… Рабски целует сухую руку Павла Зубов своими полными, пунцовыми, совсем женскими губами…

Удержал прилив мгновенной злобы, презрения новый повелитель. Нельзя сразу напугать всех гневом монаршим. Сперва милость нужна.

– Встаньте, граф! – приказывает он. – Берите свою трость дежурного генерала, исполняйте свой долг. Друг верный матери будет, надеюсь, и мне другом. Полагаю, станете усердно служить мне, как ей служили!..

– О, ваше императорское вели…

– Верю. Довольно. Некогда сейчас… Подымитесь… А вы, ваше высочество, – к Александру обращается Павел, как признанный государь, – к графу Зубову на половину пройдите, там примите бумаги… Не угодно ли, генерал… Распорядитесь, – кинул он властно уничтоженному бывшему фавориту.

Тот смиренно пошел за Александром.

Константина с Остерманом – в Таврический, тоже бумаги опечатать и разобрать посылает отец. А сам с одним Безбородкой вошел в кабинет матери. Двери закрыл за собой. Оглядывается.

– Здесь, ваше величество, в столе бумаги важнейшие! – подсказывает ему почтительно первый вельможа в царстве.

Подошел Павел, ящик раскрыл, пошарил, нашел большой пакет, обвязанный черным, и надпись четкая, рукой матери:

«Вскрыть после моей смерти в сенате»…

Жива еще мать… Хотя и на пороге смерти…

Все равно. Сорван конверт. Дрожит плотный лист бумаги в руках. Немного там написано, но самое страшное для Павла. Он устраняется этим завещанием. Александр – наследник.

– Что делать?.. Что делать?.. – растерянно шепчет Павел.

– Холодно что-то здесь… Вот и камин горит… Погрейтесь, ваше величество, – многозначительно советует Безбородко, а сам наклонился к каким-то бумагам на столе, внимательно разбирает их. И не замечает, что озарилась вдруг ярким светом часть комнаты у камина… Вспыхнул конверт… Горит и самый роковой лист…

– Мне лучше! – хриплым голосом заявляет Павел. – Позовите кого-нибудь! Пусть вынесут отсюда весь этот хлам… Мы после его разберем…

Входят лакеи… Сваливают на простыни груды бумаг, планов, книг… Волоком тащат мимо умирающей из этих покоев, подальше… Сваливают все в пустой дежурной комнате…

Совсем умирает Екатерина… А тут, входя и выходя от Павла, чужие люди снуют, прислушиваются к тяжкому хрипу… Мельком кидают взгляды на лицо, темнеющее все сильнее…

Только 6 ноября в десять часов вечера вышел старый екатерининский вельможа, еще бодрый, важный день тому назад, а сейчас сгорбленный, одряхлелый за одну ночь, вышел в большой зал, где собрались все, кто мог и смел сюда прийти, и рвущимся голосом проговорил:

– Императрица Екатерина Вторая скончалась. Да… да здравствует император Павел Петрович! Ур-ра!