Нина Молева - Ошибка канцлера

– Постой, Алексей Яковлич! Ты свое сказал, теперь дай я скажу. Гнева на тебя не держу. Жаль только, год молчал, да что уж об этом толковать. Виновата перед тобой, как есть виновата. Мне бы ждать, мне бы у окошка косящата сиднем сидеть, на дорогу глядеть, а ну чудо случится, мил-любезный друг на троечке обратно прилетит. Помене бы любила, так бы и сидела, от жизни бы не отступилась. А меня такая тоска взяла, что руки на себя наложить хотела, головой об стенку билась. Знала, не будет троечки с дружком любезным, не будет и весточки никакой – Анна Иоанновна, разлучница проклятая, сама доглядит, сама обо всем позаботится. Вам, мужикам, тут бы водку пить, а мне она как вода была: больше пью, горше на душе становится. Жила с Разумовским, детей ему рожала. Хороший он человек, простой, чего не поймет, того не тронет, сторонкой обойдет, слова добрые найдет, веселить старается, да бог с ним. Ты о камчадалке говорил, а я о нем так же скажу. Только что ты о ночах моих знаешь, о думах неотвязных – все будто как надо, а сердце рвется, места себе не найдет. Скажешь, какая той тоске цена? А про то одни бабы знают. Я, может, от тоски этой и о престоле думать стала, власти себе захотела, чтобы с каждым счеты свести, за каждую слезинку вдесятеро спросить. Искали-то тебя по Сибири, а я знала – не найдут, казню, лютой смерти не пожалею, хоть иная баба через то убиваться будет, счастья своего лишится. И то знала, ничего по-прежнему не станет. А надежду-то бабью, неразумную, имела – вдруг да вернутся те деньки слободские, вдруг все, что промеж нас легло, туманом разойдется. Неужто за тоску-то людскую платы нет, чтоб по справедливости, чтобы каждому свое. Да ладно, слова все это пустые! Сказала – не могла не сказать, а ни к чему. Чего видеть-то хотел, Алексей Яковлич?

– Отпусти, Елизавета Алексеевна.

– Как – отпустить?

– Отпусти от двора совсем, не приживусь я здесь.

– Да что ты, Алексей Яковлич, разве что посурьезней стал, не смеешься. Аль служба твоя тебе не нравится?

– Да что служба! Коли о правде заговорили, государыня, не могу я с графом Разумовским встречаться, каждый божий день его обок тебя видеть. Разум одно, а обида другое – отпусти.

– Куда ж ехать-то решил?

– Изволила ты, государыня, село мне на Волге подарить, большое, пребогатое – Работки. Я бы дом там построил, церковь благодарственную в память благодеяний твоих царских ко мне, грешному, там бы и жил.

– И не скучно тебе будет?

– Какая скука! Вот если б только…

– Говори, говори, Алексей Яковлич!

– Сынка со мной и дочку.

– А вот об этом не проси, Алексей Яковлич. Живут они, племянники Шмидтши, так и будут жить, так и судьбу их устрою. Нечего языкам повадку давать – одних разговоров не оберешься.

– Родные ведь – а так, без отца, без матери…

– Какие в царской семье родные. Да и лучше им отца с матерью не видать и не знать – легче жизнь проживут, бог даст, зла меньше встретят.

– Государыня!

– Оставь, Алексей Яковлич! Свою судьбу решил, не мне тебе перечить. Поезжай на Волгу, живи как хочешь, а о племянниках госпожи Шмидтши не поминай. Жаль, тебе их показала – обрадовалась больно, что живой, что снова тебя вижу.

– А судьбу какую им готовишь?

– „Судьбу“! Какая у них судьба. В деньгах нужды не увидят, а остальное – как случай будет. Вот мальчонка к наукам прилежен, учится пускай.

– Августу бы замуж..

– Сказала же, случай подвернется, не упущу.

– Может, за небогатого какого, подальше от Петербурга.

– Подальше-то подальше, да дорожка к царскому двору тот час проторится. От слухов не уйти. Это с камчадалками просто, а с дочерью царской поди сообрази. Разве с кем-нибудь из голштинцев дело сладится.

– А люди-то они какие?

– Известно какие. Они невесту возьмут, а ты им денег дай, в делах их государственных помоги. Да все это не твоя печаль, Алексей Яковлич. Едешь – поезжай. Проститься не заходи.

– Итак, оказывается, лопухинское дело далеко не единственное, Гарвей. Как следует из депеши, существовали и другие заговоры в пользу императора Иоанна.

– Вряд ли они заслуживают внимания, милорд, – несколько человек, не имеющих поддержки ни в придворных кругах, ни в армии.

– Как нельзя более заслуживают, Гарвей, прежде всего потому, что самим своим существованием подтверждают – императрица Елизавета не пользуется такой уж безусловной популярностью и поддержкой. В одном из таких заговоров, помнится, были замешаны и гвардейцы?