Нина Молева - Ошибка канцлера

Начинающему двадцатитрехлетнему строителю никто бы не поручил заказа на десятки тысяч рублей. Другое дело, что в то же самое время Ухтомский создает свои знаменитые Красные ворота. Собственно, известность приходит к ним много позже. Сначала это всего лишь деревянные триумфальные ворота, одни из многих, которые было принято сооружать по поводу самых разнообразных государственных и придворных событий. Тем не менее они запомнятся Елизавете Петровне, и, когда через пять лет их уничтожит пожар, императрица распорядится восстановить постройку, и притом в камне.

В течение 1753–1755 годов Ухтомский выполняет свой „каменный вариант“. Именно вариант, потому что новые условия, изменившийся материал, тенденции моды подсказывают зодчему иное решение. То, что сначала увлекло Елизавету, имело больше отношения к живописи и скульптуре, чем к архитектуре, – огромные аллегорические картины, эмблемы, роспись всех стен под мрамор и, наконец, венчавший всю композицию портрет императрицы на троне. А еще кругом стояла позолоченная скульптура. Ухтомский собирался расставить по ярусам портретные статуи и портреты царствующих особ.

Зодчему пришлось самому постепенно отказаться от многих деталей, и только этот „успокоенный“ вариант производил впечатление известного сходства с Климентом. И не менее существенный довод против авторства Ухтомского. Ни достигнутые его школой успехи, ни возводимые учениками по всей Москве постройки не смогли отвести от зодчего рокового удара, нанесенного ему Сенатом. По подозрению в неправильном или неточном ведении денежных дел – никогда и ни в чем не оправдавшемуся – Ухтомский в 1763 году был отстранен от руководства „архитектурной командой“ и всех остальных своих должностей. За полуопальным архитектором была сохранена единственная работа – над лаврской колокольней. Сразу же переселившийся в Троице-Сергиев посад, Ухтомский больше никаких заказов в Москве брать не стал, перестал и вообще появляться в старой столице. Колокольня, возведению которой он посвятил двадцать лет, была закончена одновременно с освящением Климента – в 1770 году. Конец же жизни самого Ухтомского остался неизвестным.

– Ваше высочество, правительница получила из Бреслау письмо, где ее остерегают против вас и советуют арестовать меня.

– Откуда узнал о нем, Лесток?

– Оно побывало в моих руках раньше, чем было прочитано принцессой.

– И что принцесса? Не иначе слезу пустила?

– Вызвала Бестужева и долго с ним толковала. Долго, если иметь в виду ее привычки. Даже свидание с Линаром оказалось отложенным на целый час. Граф и даже фрейлина Менгден теряются в догадках.

– Неужто у Аннушки нашей к политике вкус объявился?

– Не шутите, ваше высочество. Дело не в принцессе. Это означает, что бразды правления отныне начинает брать от ее имени другой человек, с которым шуток в политике не будет, смею вас уверить.

– Алешка Бестужев? Смертник-то наш недошлый?

– Вы снова шутите, а я прошу обратить внимание, что далеко не каждому смертнику, приговоренному к четвертованию, удавалось не просто избежать казни, но и через несколько месяцев оказаться во дворце того самого правителя, который был убежден в его немаловажных винах. Бестужева не умели ни по-настоящему оценить в России, ни дать ему поля деятельности – по счастью для европейских государств. До нынешнего времени он тратил свои силы по мелочам. Кто знает, не даст ли ему принцесса настоящих возможностей для его совершенно незаурядных дипломатических способностей. Надо было принять все меры, чтобы он не смог доехать до столицы, тогда бы правительница вскоре забыла о своем мудром решении пользоваться его советами.

– Бог мой, давненько ты меня речами-то такими цветистыми не баловал, Лесток. Вон какой дифирамб Бестужеву наговорил – семь верст до небес, да все лесом. А дел-то пока за ним никаких нет. Впрок тревожишься, себя не бережешь.

– Не впрок, цесаревна, а в самый раз, если только наше время уже не прошло: гвардейским полкам подписан указ выступить из Петербурга.

– В лагеря, что ли, зимой-то? Ведь ноябрь на исходе.

– Не в лагеря – в Финляндию, чтобы занять их на шведском театре. Вот и решай теперь, что делать, кончилось наше ожидание – уйдет гвардия, прощайтесь, ваше высочество, со своей свободой.

– Когда им выступать?

Граф П. И. Шувалов.