Леонид Ефанов - Покорение Крыма

Неуёмная настойчивость Верженя дала свои результаты: и Муссун-заде, и Осман-эфенди несколько раз вызывали в сераль российского резидента в Константинополе Алексея Михайловича Обрескова, требуя от него объяснений действий русских войск в Речи Посполитой.

Придав мясистому лицу доверительное выражение, Обресков многословно заверял чиновников в строгом соблюдении императорским двором заключённого ранее договора с Портой, а затем, вернувшись в резиденцию, садился за стол и писал донесение в Петербург, взывая к предельной осторожности в перемещениях у турецких границ, чтобы не давать султану повода усомниться в добросовестности России... [2] По Белградскому договору, заключённому после русско-турецкой войны 1735—1739 годов, Россия обязалась не приближать свои войска к турецким границам ближе 15 вёрст.

Екатерина поправила пальцами скрутившуюся узелком шерстяную нить, медленно перевела взгляд на Панина:

— Подписание трактата понуждает нас начать выводить полки из Польши.

— Я бы не спешил с этим, ваше величество, — вкрадчиво произнёс Панин. — Подписать трактат — полдела. Будут ли поляки выполнять его артикулы — вот в чём вопрос... А на сей счёт я имею сильное сомнение. Надо бы выждать некоторое время... Хотя бы до лета.

— Нам будет трудно объяснить, почему и после подписания трактата полки остались в Польше.

Панин растянул сытые щёки в иезуитской улыбке:

— Нам будет ещё труднее объяснить, почему мы их снова вводим, когда наши интересы того потребуют... Задача возвращения отторгнутых ранее неприятелем украинских и белорусских земель ещё не решена. И мы не можем позволить, чтобы другие державы поделили Польшу без нашего в том участия.

— Мне помнится, господин Обресков пообещал туркам, что в феврале наше войско покинет Польшу.

— Алексей Михайлович сделал это, заботясь об успокоении тамошнего правительства... Но сделал это без нашего ведома!.. За что, кстати, я выговорила ему в письме.

— Но он обещал [3] 3 декабря 1767 года в результате острейшего четырёхчасового разговора с рейс-эфенди, опасаясь немедленного разрыва отношений, А. М. Обресков был вынужден дать письменное обязательство. . А теперь объяснит, что по некоторым причинам исполнение обещанного задерживается.

— По каким причинам?

Панин улыбнулся прежней коварной улыбкой:

— Я сыщу эти причины.

Екатерина ответила не сразу; в глазах её мелькнула настороженность, в уголках губ залегли жёсткие складочки. Она давно приметила, что этот тихий улыбчивый толстяк, прекрасно разбиравшийся в делах внешней политики, иногда — для удовлетворения собственного тщеславия — подсказывал ей нелучшие выходы из сложных положений, хотя внешне они выглядели весьма разумными; она, естественно, соглашалась, и Панин, насладившись её доверчивой беспомощностью, тут же предлагал другие, верные. В первые годы царствования такие уловки Панина раздражали её, но со временем, привыкнув, она находила даже некоторую приятность в их разгадывании.

Подумав, Екатерина плавно качнула головой:

— Нет, граф, войско надобно выводить... Но выводить неспешно. Тогда и присутствие в Польше сохраним, и верность слову соблюдём, и турок успокоим.

Панин молча подхватил папку с бумагами, лежавшую на коленях, встал, поклонился и, лениво переваливаясь на толстых ногах, вышел из кабинета.

Март 1768 г.

Отправленный Репниным в Петербург нарочный офицер, пробираясь по засыпанным снегами дорогам и просёлкам, провёл в пути две недели. За это время в Польше произошли события, о которых ни Екатерина, ни Панин, обсуждая положение в королевстве, знать, разумеется, не могли. А там, за сотни вёрст от российской столицы, в небольшом подольском городке Бар, куда съехались недовольные подписанием трактата магнаты, священники и шляхтичи, в последний день февраля была создана «Барская конфедерация». Конфедераты объявили решение сейма незаконным, короля Станислава Понятовского лишённым трона и призвали народ к защите «вольности и веры».

Но воинственные крики, то и дело взлетавшие над разноцветной шумной толпой, не могли заменить многочисленного войска, необходимого для борьбы с могучей российской армией. Нужно было сыскать союзника, готового не только политически поддержать конфедератов, но и подкрепить их силой своего оружия. Дальние державы в союзники не годились, а из пограничных на такой шаг мог отважиться разве что крымский хан Максуд-Гирей. Вот к нему-то, в Бахчисарай, и отправился шляхтич Маковский, намереваясь склонить к выступлению против грозного северного соседа.