Михаил Задорнов - Руны Вещего Олега

– Сюда! – прохрипел, задыхаясь от сумасшедшего бега, полнотелый.

Светловолосый атлет и хазарин юркнули за ним сквозь кусты по едва заметному, размытому вешними водами руслу ещё одного ручья. Несколько отчаянных рывков из последних сил и… все трое беглецов оказались в грязной луже, образовавшейся от запрудивших промоину веток и обломков упавших дерев. Их нежданное вторжение распугало лягушек, которые только начали свою вечернюю песню, но зато трое верховых преследователей пронеслись на полном скаку по основному руслу ручья, разбрызгивая в стороны сочную грязь. Сгущающиеся сумерки позволили беглецам остаться незамеченными. Немного отдышавшись, греки снова побежали, прячась за кустами. Впереди заросли поредели и дорога расширилась.

Вдруг сверху раздался возглас на чужом языке, и наперерез им выскочил крепкий молодой воин с самострелом. Он быстро вскинул оружие и выстрелил. Короткая стрела просвистела мимо, едва не зацепив плечо светловолосого. Прежде чем молодой германец вставил вторую стрелу, светловолосый успел метнуть в него камень, попавшийся под руку. Камень угодил в руку противника, и тот не успел выстрелить. Светловолосый атлет в одежде руса молча ринулся на него, и оба, сцепившись в яростном противоборстве, покатились по траве и грязи. Ещё несколько человек спешили сбоку по узкой тропинке. Шустрый воин в хазарском одеянии двинулся к тем, кто спускался по тропинке. В предвечерних сумерках громко зазвенели клинки. И только полнотелый муж в простой одежде руса, оглянувшись по сторонам, нырнул в сторону и растворился в густеющей с каждым мгновением ночной темноте.

Дивоока ещё до рассвета помогла матери подоить коров, а затем погнала их на пастбище внизу за дворами, где почти пересохший ручей огибал зелёный заливной лужок. Коровы, как обычно, шли медленно, стараясь по дороге ухватить влажной от росы травы. Девица подгоняла их тонким ивовым прутиком и журила за жадность и нетерпеливость, ведь трава на лугу сочнее и гуще, чем у тропки. Вдруг одна из коров остановилась, тревожно замотала головой и надрывно замычала.

– Рябушка, чего ты, иль овод тебя ужалил, так их в такой час ещё нету, – озадаченно молвила пастушка.

Однако упрямая животина ни в какую не желала идти далее. Тут забеспокоилась и вторая корова, обе встали.

– Да чего вы испугались… – снова растерянно заговорила девица и, обойдя животных, глянула вниз. Под раскидистым кустом терновника лежало что-то серое. – Ой, мать-Мокоша, там, кажись, человек… – с замершим на миг сердцем прошептала она. Осторожно ступая босыми ногами по влажной от росы траве, она спустилась с тропки, стараясь унять непослушную дрожь в теле. У куста, скрючившись, лежал человек в простой рубахе и портах, испачканных грязью. Рядом с правой рукой матово поблёскивал мокрый от росы боевой нож, на лезвии которого она с ужасом увидела бурые кровавые следы.

– Эй, ты, живой или нет, слышишь меня?

Человек не шевелился. Тогда девица, набравшись храбрости, приблизилась к лежащему и осторожно тронула его за плечо, а затем потянула к себе, чтобы увидеть лицо. Она тут же отдёрнула руку и вскрикнула: перед ней лежал тот самый греческий охоронец Божедар.

Когда Ольг въехал в Ратный стан, его встретили выстроившиеся полки, впереди которых стояла его личная сотня.

Едва завидев въезжающего в ворота князя, по знаку старшего воины громыхнули приветствие:

– Князю нашему Ольгу…

– Слава! Слава! Слава!

– Княже, – молвил, подъехав, начальник личной охороны, могучий голубоглазый богатырь, – к походу всё готово.

– Дякую, Руяр, – кивнул Ольг, любуясь отборными воинами своей сотни, блистающей начищенными доспехами всадников и бляхами на конском снаряжении. Всё это было заслугой Руяра, который ревностно следил за вышколом и мастерством княжеских охоронцев. – Дякую, – повторил Ольг, – только мне ещё надобна пара дней, съездить в Приладожье…

Немногословный Руяр тут же прикинул, сколько брать охоронцев.

– Десяток хватит, – кивнул Ольг.

Когда уже двигались походным порядком вдоль Волхова к полуночи, под мерное качание в седле, память легко перенесла Ольга к той первой встрече с этим необычным воином.

Руянец прибыл в Ладогу весной, с первыми торговыми караванами, пришедшими с Варяжского моря. Спокойный и молчаливый, богатырской стати, сошёл он на пристани с одной только котомкой на плече. Шуйская рука его была на перевязи, шапка густых льняных волос венчала гордо посаженную голову, а голубые, как небо весной, очи глядели немного по-разному, может, оттого, что чело над десным оком рассекал довольно свежий лиловый шрам. По стати и выправке было сразу видно, что это бывалый и сильный воин, а росту он был саженного, так что прохожие невольно оборачивались вслед великану. Приезжий богатырь сразу отправился бродить по граду и вскоре оказался в воинском стане, там, где стояла конница.