Михаил Задорнов - Руны Вещего Олега

– На языке россов правильно говорить «Устойчивый», ещё одна буква, которой нет у нас, это как «т» и «ш» вместе, только звонче, – сердито буркнул полнотелый. Потом, подумав, добавил: – Ну, если ты не веришь мне, что почти все женщины россов ведьмы, тогда пошли, сейчас ты в этом сам убедишься! – решительно молвил Евстафий. И, круто повернувшись, двинулся обратно.

Они вернулись к кострищу, которое уже почти догорело. Несколько юношей под руководством волхва граблями на длинных рукоятях разгребали жар в огненную дорожку, на которой угли светились в ночи малиново-алым живым светом, мерцая и переливаясь.

– Зачем они это делают, ведь ты говорил, что сей огонь священен для них и после праздника каждый унесёт с собой по угольку как оберег, а сейчас они разгребают его какими-то вилами?

– Это не вилы, Божедар, а специальные ритуальные предметы, которыми положено прикасаться к священному огнищу, а для чего делают дорожку из углей, ты сейчас сам увидишь.

Подойдя ближе, грек заметил, что сии бронзовые ритуальные предметы языческого культа украшены какими-то узорами.

– Что говорит старый колдун? – снова спросил Подарок Бога у сотоварища, безотчётно разыскивая очами божественный стан «Артемиды».

– Он говорит о том, что каждый человек должен сегодня, в священную ночь, очистить не только своё тело, но и мысли, и самую душу, и не только водою, но и огнём, – негромко, чтобы не слышали стоящие поблизости, переводил речь старца Устойчивый.

Меж тем волхв, опираясь на посох с причудливо изогнутой в навершии рукоятью, подошёл к началу образованной пылающими углями дорожки, что-то ещё раз громко произнёс, воздев обе руки к звёздному небу, а потом вдруг… шагнул босой ногой прямо на раздуваемые лёгкими порывами ночного ветерка угли.

Божедар-Дорасеос замер на месте и не шевелясь глядел на обезумевшего колдуна. А тот сделал второй уверенный шаг, потом третий и двинулся по огненному ковру углей. Когда он прошёл всю «дорожку» и ступил на травянистый покров, то обернулся, снова воздев обе руки к небу, произнёс какие-то слова и поклонился огненной тропе. Грек ещё не успел отойти от увиденного, как следом за волхвом по огню пошли другие люди, всякий раз воздевая к ночному небу руки и что-то произнося. Одни поскорее пробегали, вздымая ногами облачка искр и пепла, другие проходили скорым шагом, но были и такие, что шли по углям спокойно, почти как по обычной лесной тропе. И вот к краю огненной дорожки подошла ОНА, удивительная дева, названная Дорасеосом Артемидой. Он снова оглох от непонятной и неожиданной смеси чувств: страха за эти прекрасные божественные ножки, что замерли на несколько мгновений перед алыми угольками, восторга и любования гордой осанкой девы и религиозного страха перед этой непонятной, пленительной и внушающей трепет земной богиней и всего творящегося вокруг действа. Неужели она пройдёт огненную тропу не повредив ног, как те, кто это сделал до неё? Если так, то она точно колдунья, а если нет… как жаль будет этих крепких и прекрасных ножек!

Дорасеос непроизвольно дёрнулся, когда дева сделала первый быстрый шажок, но сотоварищ удержал его на месте, с неожиданной силой сжав руку чуть выше локтя. А грек теперь зрел только чудные девичьи ноги, которые поочерёдно погружались в алеющие уголья: ему мнилось, будто он сам ступает за ней след в след, вздымая при каждом шаге искры и чёрный пепел, мелькая над огненной дорожкой то ли испачканными, то ли обугленными ступнями. Наконец дорожка закончилась. Девица, смеясь, обернулась, и… их взгляды встретились, ее – пылающий внутренним огнём, и его – полный страха, восхищения, нежности и ещё чего-то необъяснимого.

Неведомо каким образом, словно переместившись по воздуху, Артемида вдруг оказалась подле и стала что-то говорить, продолжая глядеть ему прямо в глаза.

– Она спрашивает, почему ты не идёшь по углям, ведь купальский огонь очищает, – перевёл Евстафий слова колдуньи.

– Боишься, что ли? Зовут-то тебя как? – озорно сверкнув колдовскими очами, снова спросила красавица, протягивая руку и увлекая за собой.

– Божедар, – ответил грек и растерянно оглянулся на сотоварища.

– Придётся идти, – шепнул тот, – иначе мы выдадим себя.

Дорасеос, будто во сне, последовал за Артемидой.

– Скажи «слава Купале» и иди за мной, – молвила дева.

Он понял, что нужно повторять всё, что делает она. Сняв сандалии, неумело пробормотав «слафа Купал» и покланявшись дорожке из углей, Божедар двинулся за богиней, стараясь делать такие же быстрые и лёгкие шаги. Пребывая в каком-то необъяснимом состоянии, он зрел перед собой лишь чудный девичий стан и туго заплетённую светлую косу с красной лентой. Божедар даже не заметил, как они миновали огненную тропу и вновь оказались на прохладной траве. Жжение на правой ноге привело его в себя. Приглядевшись, увидел, что маленький уголёк застрял меж пальцев. Он вытащил его и перевёл взгляд на ту, которая заставила его свершить невозможное, но увидел только её ускользающий стан, который затерялся среди множества празднующих.