Михаил Задорнов - Руны Вещего Олега

– Ерофеич, вели им, пусть яства свои отравленные с собой заберут, а то собаки поедят и сдохнут, а собак жалко, они ведь не разумеют коварства визанского, – добавил архонт русов. – У того крепкого молодца узнайте, кто их послал и как зовут его сотоварища. – Князь кивнул на лежащего около опрокинутого походного кресла тучного грека.

– Евстафий его зовут, княже, – молвил Хорь, проверяя, крепко ли скручены за спиной руки третьего ромея, – он из церковных трапезитов, нашего Береста выследил и схватить велел своим синодикам.

– А как ты узнал, что в толпе греков есть третий трапезит? – приподнял бровь Ольг.

– Он в термах за мной по приказу Евстафия шёл, да я улизнул. А тут гляжу – он самый, я и не стал ждать, чтобы он чего сотворил, решил стреножить.

– С Берестом что? – с тревогой спросил князь.

– Ранен, но он крепкий, должен выкарабкаться из лап Мары. Я его в надёжном месте оставил, поскорей забрать надо.

– Выходит, одних императорских трапезитов им недостаёт, видали, братья изведыватели, как вас ромеи-то боятся, уж и церковных своих собратьев подтянули, тех, что самого бога ихнего помощь иметь должны! – проговорил князь, с задоринкой глядя на верных изведывателей и охоронцев.

– Наши боги посильней царьградского будут, – молвил неожиданно появившийся волхв Велесдар, – ибо равно всем покровительствуют. А коли у императора своя тайная служба, у патриарха своя, а люди отдельно, то нет там доверия и согласия, – продолжил волхв, обращаясь к стоящим подле охоронцам и изведывателям.

– Какое там согласие? Вроде одна стая, а так и норовят ближнего своего куснуть, как только зазевается, а ещё краше в глотку вцепиться и загрызть насмерть, – вздохнул Хорь. – Мне Берест порассказал про их жизнь, да и сам кое-что успел заметить. Одно скажу, совсем другие сии ромеи, нежели мы, русы… Не дайте, боги светлые, нам такой жизни когда-либо! В богатстве большом живут, а в мерзости ещё большей. – На лице молодого изведывателя промелькнуло отвращение.

– Что в граде-то творится, как визанцы, рады нашему приходу? – спросил Ольг.

– Ещё как, княже! Они-то сами привычны ворога хитростью и коварством одолевать. Своих воинов в чужие земли опять же отправлять, а тут вдруг раз – и сам их стольный град в осаде! Среди духовенства ихнего вообще паника, патриарх вещает, что в твоём облике их пришёл покарать за грехи сам святой Димитрий.

– А это кто такой?

– Святой Димитрий у греков, – отозвался Велесдар, – предводитель их небесного воинства, который помог грекам после страшного землетрясения, якобы небесной силой пославший в гавань города множество судов. Святой Димитрий может ходить впереди своих кораблей «по морю, аки посуху». То же самое сделал ты, княже. Твои суда во множестве оказываются в гавани и неожиданно «идут посуху». Только они даны грекам не во спасение, а на погибель.

– Ну да, откуда же грекам ведать, что нам суда посуху перетаскивать – дело привычное, что на Непровских порогах, что на северных переволоках. Им то и невдомёк, что при нужде такой наши мачты да перекладины быстро становятся рамой для движения и к ним на каждой лодье колёса припасены, – заулыбался воин из охороны.

– Верно, так и есть. Мыслит Берест, княже, что можешь с них что угодно требовать, любой откуп заплатят, я тоже так думаю, страх их и в самом деле велик, – отвечал Хорь.

Утром снова прозвучали трубы на стенах. Воины Ольга обратили взор на обложенный град.

– А трубы не так играют, как вчера, – заметил молодой ратник, что добре умел играть на дуде и на рожке и пел что твой соловей.

В это время снова в Малых воротах отворилась калитка и вышло новое посольство. Но на этот раз не было пёстрой толпы разодетых византийцев, а были два ровных как струна ряда людей в одинаковой одежде с трубами в руках, а посредине шли трое в другой одежде, и один из них нёс нечто, свёрнутое наподобие куска кожи или толстого холста. Слуги же следовали за ними шагах в пяти, неся несколько окованных ларей.

– Опять, что ли, снедь с отравой несут? – криво улыбнулся кто-то из темников, недобро глядя на подходивших ромеев.

Дойдя до стоящих молчаливыми рядами воинов, византийцы остановились и перестали дуть в свои трубы. Трое, что были в середине, прошли вперёд, и один из них, седовласый, обратился к русам:

– Мы, послы наших великих василевсов и автократоров ромеев Льва Шестого и Александра, принесли дары архонту россов, славному и могучему воину Олегу. Императоры благонравные великой Ромейской Империи передают эти дары в знак доброй воли, дружбы и взаимной любви в их лице и страны Росс в лице их архонта – великого и непобедимого Олега.