Сергей Алексеев - Небывалое бывает

Громыхнули тяжелые цепи, мост опустился. Барабыка вошел в замок. Повели Барабыку по узким коридорам и крутым лестницам. Наконец вошли в большой зал. В глубине увидел Барабыка высокого, худого старика. «Генерал Горн», — узнал Барабыка.

Взял Горн письмо, стал читать. «Сам господь бог разрушил Гонор, писал Петр, — путь к приступу открыт…» Петр предлагал Горну сдать крепость и кончить кровопролитие.

Прочел Горн письмо, уставился на Бабата.

— Иди к царю Петру, — сказал, — передай: шведы не сдаются. Понял?

— Никак нет, — отвечает Барабыка.

— Иди к царю Петру, — повторил Горн, — скажи: нет такого правила, чтобы шведы сдавались.

— Как так — нет? — возражает Барабыка. — Есть. И при Орешке сдавались, и при Ниеншанце сдавались. Выходит, есть такое правило. А Нарва чем лучше? И при Нарве сдадутся.

— Что? — закричал Горн.

Налились кровью генеральские глаза. Схватил Горн шпагу, бросился к русскому солдату:

— Вон! — закричал. — Вон!.. О святая Мария!

Так и ушел Барабыка ни с чем.

Доложил Барабыка царю все, как было.

— Ишь ты! — сказал Петр. — Так и сказал Горн: «Шведы не сдаются»?

— Так точно, бомбардир-капитан!

— А может, и прав генерал Горн? — спрашивает Петр.

— Как так — прав? — возражает Барабыка. — Я же ему говорю: «При Орешке сдались — раз, при Ниеншанце сдались — два и при Нарве, выходит, сдаться должны». Как же так, бог троицу любит.

— Молодец! — говорит Петр. — Мыслишь, как пристало российскому солдату.

— Никак нет, государь, — говорит Барабыка.

— Что — никак нет? — не понимает Петр.

— Какой же я солдат? Барабанщик я.

— Ну и что, барабанщик — не солдат, что ли? — удивился Петр.

— Нет, бомбардир-капитан, — отвечает Бабат, — какой же он солдат, раз ружья не имеет.

— Ишь ты! — вновь усмехнулся Петр. — Ружья, говоришь, не имеешь? Ладно, иди к ротному командиру, скажи: государь приказал ружье выдать. А про шведов это ты правду сказал: и при Нарве сдадутся.

На следующий день русские начали штурм Нарвы. Шли на приступ тремя большими колоннами.

Солдаты тащили лестницы и багры, оставив для облегчения в лагере походные ранцы.

На штурм нарвской стены шел и Бабат Барабыка.

Шведы открыли огонь. Стреляли пушки из крепости и через Нарову с высоких ивангородских стен. Ловко, страшно бились шведские солдаты. Там, где у высокой стены бастиона Гонор русские установили штурмовые лестницы, летели на головы атакующих камни, янтарными брызгами рассыпалась горящая смола.

По крепости на взмыленном коне носился генерал Горн.

— Шведы, шведы, — кричал он, — не посрамим шведской славы! Вперед, шведы!

Приступ русских был неудачный. Добираясь почти до самого верха стены, солдаты не могли закрепиться. Штурмующие отхлынули. Отбежал со всеми и Барабыка. Установилась тишина. Никто не решался первым повторить атаку. И вдруг недолгую тишину нарушил барабанный бой. Это в свой барабан ударил Барабыка. Медленно, в такт барабанной дроби, он стал подходить к крепостной стене, стал подниматься по лестнице. Шведы опешили. Они смотрели на смельчака, боясь стрелять. А Барабыка продолжал бить в барабан, продолжал подниматься по лестнице.

И вдруг все зашевелилось, задвигалось. Русские снова бросились на штурм. Снова раздались выстрелы, полетели камни, полилась смола.

Барабыка вскочил на крепостную стену. Кругом свистели пули, с Бабата сбило шляпу, от горящей смолы затлел кафтан. А он стоял на самом верху и бил в барабан.

Тра-та-та! Тра-та-та!

А оттуда, с той стороны стены, несся зычный голос генерала Горна:

— Шведы, за господа бога и короля вперед!

Однако поздно. Русские овладели стеной. Вот их все больше и больше.

А наверху по-прежнему стоит Барабыка и что есть силы бьет в барабан. Потом забрасывает барабан за спину, сует палочки за пояс, хватает ружье и, задрав полы горящего кафтана, прыгает вниз.

Русские врываются в Нарву.

А внизу гремит голос Горна:

— Шведы, шведы, позор вам, шведы!

Был у Бабата дружок из солдат. Странную имел фамилию — Перец. Молчит, молчит Перец, а потом возьмет да такое скажет! Все норовил про царя Петра дурное сказать.

А тут еще Бабат его вконец разозлил. Как вернулся Бабат от царя, так и стал хвастать, что Петр ему и ружье выдать приказал, и награду пообещал.

— Чему радуешься? — перебил Перец Бабата. — Нашел отца-благодетеля! Он тебе ружье рад всунуть. Дура, царь — он и есть царь. Думаешь, ты ему нужен? Силушка твоя нужна. Чай, немало на его совести нашего люду. Вон она, царская милость, — говорил Перец и задирал рубаху. Там поперек волосатой спины ровными рядами шли красные рубцы. — А за что? — спрашивал Перец. — За то, что правду сказать не побоялся.