Людмила Сараскина - Александр Солженицын

117Автор сборника «Из под глыб» физик-теоретик М. К. Поливанов сравнит «Телёнка» с «Дневником писателя» Достоевского. «Это замечательная книга. Она стала эпосом целой эпохи и убеждает читателя в Вашей правоте и единственности Вашего пути гораздо сильней, чем публицистика. По прочтению “Телёнка” у людей открываются глаза на себя, на наше время, на наше злополучное житьё — не меньше, чем “Архипелаг” открыл глаза нам на предыдущую эпоху или “Август” на то, как всё это начиналось».

118В главах «Зёрнышка» (1978) он снова признавался в ошибках — теперь, что не открыл всего доброго, что можно было сказать о Твардовском. Слишком был захвачен борьбой, давал простор нетерпеливым, а иногда и несправедливым оценкам боя, «был совершенно неправ, укоряя А. Т., что он не взял в редакцию уцелевшего после провала экземпляра “Круга Первого”: после моих же ошибок не должен был он ставить журнал под удар новым взятием на хранение уже арестованного романа. И не мог “Новый мир” устанавливать печатанием “следующие классы смелости” — разве только когда обманув цензуру (они это и делали), а вся сила была не в их руках». А. И. снимал упреки и журналу, и его сотрудникам — подневольным госслужащим: чт? они могли сделать в дни разгона? Винился, что упрекал А. Т., когда тот в своих интервью на Западе не сделал ни малейшего намёка, в какой опасности находится его автор. «Тут нашу всеобщую подгнётность — о, её помнить надо!»

119«С увлечением работаю над дискуссией с Тараканьей Ратью, — отметил А. И. в дневнике 31 мая 1982 года. — Какие бывают приёмы дискуссии? Просто выписывать все их утверждения, хоть самые фальшивые, — они начнут забирать поле боя. Опровергать тут же каждое — утомит, раздражит читателя. А — опровергать только в важных местах. И ещё кое-где сочетать так, чтоб они сами друг друга опровергали».

120«Как нам стало известно, — говорилось в редакционном послесловии журнала «Континент» (№ 42), опубликовавшем статью Лосева, — передача, сделанная по этой статье на радио “Свобода”, вызвала довольно острую полемику, инициаторы которой обвинили автора в “антисемитизме” и даже в “животном расизме”. Знал бы покойный Владимир Лившиц — один из чистейших и талантливейших людей своего поколения, чуть не до голодной смерти затравленный в годы кампании против “безродных космополитов”, — что придет время, когда несколько бездарностей от журналистики, ради своих сугубо лукавых целей, обвинят его сына в юдофобии!»

121Фильм Э. Климова «Агония» был окончен в 1974 году, принят Госкино СССР в 1975-м, однако по решению ЦК КПСС к экрану не допущен как «нецелесообразный». Напечатанная всего в двух копиях картина легла на «полку» и вышла на широкий экран в России лишь с началом перестройки — в 1985 году.

122Отвечая Поливанову на письмо, посланное из Рима, А. И. пояснял (14.4.81) свою концепцию Февраля: «Сделать февральскую революцию “повеселей” — никак не могу: это предельная степень бездарности и падения. Я не имел такого замысла apriori ; я понятия не имел, всё открылось в материале. Октябрь — не побочный жестокий замысел, но — нагнулся отобрать павшую и падшую в маразме февральскую демократию. Она так стремительно падала, что уже через две недели после Февраля (в пределах моего “Марта”) уже была обречена».

123Она писала в дневнике: «Кому эти “нежные” письма Горбачёва и “визит” Солженицына были нужны? Всё-таки горбачёвцам. Создать впечатление, что Солженицын поддерживает перестройку (которая пока — миф) и уж конечно гласность (которая хотя и отрадная реальность, но имеет ясные и жёсткие границы, и, главное, не гарантирована ничем, ибо монополия государства на всю печать незыблема). Солженицын молчит, так придумать и выразить за него. А уж раз Солженицын поддерживает Горбачёва и едет по его приглашению — значит, у Горбачёва всё в порядке».

124Для многих соотечественников вопрос о гражданстве был тем не менее ключевым. «Выдающийся русский писатель нашего времени должен снова обрести права гражданина СССР» (Ст. Лесневский); «Те, кто сейчас вернёт гражданство СССР Солженицыну, или те, кто этому помешает — все благодаря писателю останутся в памяти детей и внуков именно в тех ролях, которые они предпочитают, — прогрессивных радетелей или мерзких гонителей» (Н. Эйдельман). О том, что за этим шагом должно последовать полнообъёмное возвращение Солженицына — издание всех его книг, писали Вяч. Вс. Иванов, И. Р. Шафаревич, прот. А. Мень и др.