— Уф, чего тебе, ирод? — забормотал купец, поводя туда-сюда маленькими напуганными глазками.
— Меня зовут несколько иначе. А вообще-то мне — ничего, но вот трое детишек-сирот, не возьмешь их с собой?
— Сирот жалко, но почто они мне?
— Заплачу я тебе, — Максим высыпал на ладонь фряжские камушки. — А потом и сироты тебе пригодятся. Народ на Руси повывелся, селения пусты стоят и грады необитаемы, а эти будут тебе работники.
— А где ж работники? — оживился купец, увидев камушки.
— А вот и мы, — появился Иеремия, держа за руки девочек. — Сеем, жнём, молотим, шьём, штопаем, тачаем и прядём.
— Никит, Никит, куда ты подевался? — послышался бабий голос, из-за сарая появилась тучная женщина. Похоже, что хозяйка.
— Батюшки, — вымолвила она, увидев Максима и детей. — Это кто еще взялся?
— Работники пришли, — хмыкнул купчина, — только сопли подобрать забыли.
— Да они ж от горшка два вершка.
— Хозяйка, я дельное говорю, — быстро заговорил Максим, увидев в глазах бабы жалость, — возьмите детей и камушки. Здесь, на пепелище, пропадут мальцы, сироты ведь. Они и в самом деле крепкие, к работе привычные. Этот молодчик, пусть и в соплях, да при мне двух конных злодеев оприходовал.
— Ну возьмем, возьмем, — совсем удобрилась баба, — мелкие ведь, много места не займут. И пора нам отъезжать, покуда всего имения не лишились. Если бы Никита Иванович языка немецкого не ведал и не привечал купцов из Немецкой слободы гостинцами интересными, то нас верно и в живых сейчас не было.
— Трогайтесь, хозяюшка, трогайтесь, на немцев никаких гостинцев не напасешься, жадные же как свиньи.
Максим высыпал камни в руку купца, а баба повела детей к подводам. Еще и солнце не успело встать, как пятеро подвод потянулись со двора. На второй сидели Иеремия, Настя, Даша, а с ними четверо хозяйских детей. «А все-таки мы их выдрали», — крикнул напоследок Иеремия, вскидывая сжатую ладошку. Пара немцев поехали впереди, важно покрикивая «Weg frei», остальные потянулись сзади.
В утреннем тумане быстро растаяла спина последнего всадника. Слегка постанывали на пронизывающем ветру распахнутые ворота. Через двор наискось пробежал тощий черкас, сжимающий в руках заполошно кудахтающую курицу, и выскочил в ворота.
Максим вышел на середину опустевшего двора.
— Ты думаешь, что освободился, — из распахнутого окна горницы донесся голос, а следом появилось лицо Каролины. — Но от грехов так просто не очистишься, сие хуже нечистот липнет.
— Это такие друзья, как вы, хуже говна липнут.
Из утреннего тумана на купеческий двор вошло трое. Эрминия Варгас и двое гайдуков, что несли на носилках тело, покрытое окровавленной скатертью. За ними послушно ступало двое коней.
Гайдуки положили носилки с телом на землю и куда-то спешно удалились.
Каролина, выйдя из окна горницы, ловко соскочила на выступающую балку подклети и спрыгнула на землю. Сорвала скатерть с носилок, открыв Ровлинга с дырой во лбу. На теле его лежал меч, прикрытый скрещением рук. Каролина опустилась на колени и лобызнула мертвеца в губы.
— Англу дохлому уже ни поцелуй твой не требуется, ни новые земли.
— Был наш Бред Вильямович занудлив и в молитве неприлежен, — сказала Каролина. — Однако в том имелась своя прелесть, святош и без Ровлинга хватало. Ты, Максим-злодей, без всякой жалости проделал дыру сквозную в голове нашего товарища, который был столь любезен сердцу нашему знанием законов и коммерции. Ты умертвил торгового гостя аки хищник в нощи, хотя имел оный муж полное право на достойный суд со стороны равных. Поправимо ли сие? Как ты думаешь, кто нынче Ровлинг? Кто или что? Человек или тление одно?
— Блуда словесного и так уж предостаточно от вас услышал, но не волнуйтесь, скоро протухнет законник ваш, — сказал Максим, ощупывая цепким взглядом окрестности. — Я думаю, что пора кинуть эту падаль на корм псам. Они порадуются.
Из тумана вновь явился тощий черкас, который только что снес со двора курицу. Завидев собрание людей, он шатнулся к стене, однако продолжил свой путь к курятнику.
— Падаль, значит, вещь мертвая. «На все создания раскинул Господь тенета и сети Свои, так что, кто хочет видеть Его, может найти Его и узнать в каждом творении». Из сих слов философа неясно, является ли падаль творением или уже нет. Что ж, проверим.
— Підійди сюди, — крикнула Каролина черкасу, который уже скрывался в дверях курятника.
— А навіщо? [35] А зачем
— слегка промедлив отозвался тот.
Читать дальше