Юрий Трусов - Каменное море

С большой осторожностью, чтобы не нарушить гармонии своей жизни, выбирал герцог себе соседей. В соседи Эммануил Осипович пригласил людей отменного воспитания: господина коменданта Фому Александровича Кобле, богача чудака графа Петра Алексеевича Разумовского, внука знаменитого гетмана Кирилла, последнего в мужском колене из этой фамилии, и марсельского негоцианта Шарля Сикорда. Из тех, с кем он проводил время на даче, был брат и кузен его жены – Рошешуары, которых он выписал из Франции. Здесь жили также полупомешанный от старости его воспитатель аббат Лабадан и адъютант И. А. Стемпковский. Эти иностранцы и помогали Арману Эмманюэлю Ришелье в часы досуга мысленно переноситься с чужбины в родные, отвергнувшие его края. И не удивительно, что надзор по уходу за своим садом и хозяйством он доверял лишь самому ближайшему родственнику – своему личному секретарю – графу Луи Рошешуару. Именно он, когда герцог уезжал по делам службы в Крым или на Кубань, заведовал его огромным хозяйством: домом, дачей, конюшней, состоящей из 15 лошадей. Ему и только ему доверял герцог надзор за садом.

Его, Рошешуара, молодого человека, кособокого горбуна с некрасивым лицом, Кондрат встретил у дверей дачного жилища герцога – небольшого двухэтажного особняка изящной постройки. Кособокий молодой человек в упор уставился на пришельца маленькими бесцветными, как у судака, глазами. Затем, приложив ладони рупором к губам, плаксивым голосом по-русски, с иностранным акцентом, крикнул в окно:

– Ваше сиятельство, гонец уже здесь.

– Я сейчас выйду, Луи… – ответили с таким же акцентом из окна.

Прибывший невольно удивился: «Откуда Луи узнал, что он именно гонец?» Потом Кондрат догадался, для чего сторож дернул за какой-то узелок на колонне ворот. Видимо, это был шнурок от звонка, просигналивший Рошешуару о том, что к герцогу направляется гонец.

Ждать герцога пришлось недолго. Из двери домика вышел Ришелье. Кондрат чуть не ахнул. Он хорошо запомнил герцога. Двадцать два года назад он видел его на дымящихся развалинах Измаила, взятого Суворовым. Помнил его еще двадцатилетним волонтером русской армии, когда тот еще не был герцогом де Ришелье, а лишь капитаном де-Фронсак, [5]недавно прибывшим из Вены со своим другом, с сыном генерала де-Ли-ня, у которого он гостил, вынужденный эмигрировать из Франции. Юный де-Фронсак казался тогда чернявым маленьким толстеньким близоруким человечком… Теперь перед Кондратом стоял высокого роста, слегка сутулый, худощавый человек. На его смугловатом лице выделялись по-прежнему выпуклые черные глаза, но вьющиеся густые черные волосы теперь стали грязно-серыми от седины. Нос герцога, большой и острый, уже не выпячивался, как тогда, клювом хищной птицы. Его острые контуры как-то сгладило время и надменно жестокие черты лица смягчились, стали человечнее от горьких морщин, появившихся возле маленького чувственного рта.

На герцоге был темно-синий генеральский мундир с расшитым высоким стоячим воротником, золотыми массивными эполетами, а ноги плотно обтягивали белоснежные лосины, заправленные в лакированные сапоги. Его грудь украшали голубая андреевская лента, оправленные в золото бриллиантовые звезды, среди которых сверкал французский орден святого Людовика…

Герцог, не глядя на Кондрата, взял из его рук пакет, распечатал и вынул письмо Виктора Петровича Сдаржинского. Затем протянул письмо кособокому Рошешуару. Тот варварски коверкая русские слова, стал его читать.

Письмо было очень похожим на послание Кобле и заканчивалось той же просьбой: выпустить из зачумленной Одессы Натали вместе с сопровождающим ее унтером-ополченцем Кондратом Хурделицыным.

Выслушав до конца письмо, Ришелье обменялся понимающим взглядом с Рошешуаром.

– Сие невозможно… – Только теперь он впервые посмотрел на Кондрата. – Так передай госпоже Сечинской вместе с моим глубочайшим приветом и сожалением… А ты должен пока находиться в ее власти. Скажи госпоже, что все будет хорошо. Чума скоро кончится, и вы уедете из Одессы… Луи, – обратился герцог к Рошешуару, – дайте мне империал, а то лучше дайте целых два.

Получив от Луи две золотые монеты, он вручил их Кондрату и похлопал его по плечу.

– О, вы настоящий богатырь, унтер Хурделицын! Я хорошо помню вашу фамилию. Господин Сдаржинский очень ходатайствовал о включении вас в список ополченцев. Я три раза вычеркивал вашу фамилию из списка, пока не узнал, что вы ветеран и были в деле под Измаилом. Я сам был в Измаиле. Получил тогда вот этот крест. – Ришелье показал на Георгиевский крест, украшавший его грудь. – А где твоя измаильская медаль? В каком изволил служить полку, братец? – вдруг снова переходя на «ты», спросил герцог.