Олег Борушко - Мальтийский крест

– Тридцать по левому борту.

Лорас походил желваками.

– Распорядитесь насчет писем с борта и отдыхайте, – задумчиво сказал он.

Волконский с самого утра, как только подняли флаги, ходил по палубе "Святого Николая", словно зверь по клетке. "Какая наглость, – думал граф, с ненавистью вглядываясь в бастионы форта Святого Эльма. – Карантин! Лгут, собаки. Скавронский в Неаполе ясно объяснил: карантин на Мальте – для кораблей из варварских стран. Мы идем из Неаполя. Или они русских считают за сарацинов?"

Дмитрий Михайлович вынул хронометр. "Даю время до трех пополудни", – геройски решил он, спускаясь в каюту.

В каюте переоделся в полевой полковничий мундир.

Граф Волконский имел секретную инструкцию императрицы. Канцлер Безбородько, вручая ее при официальном пакете, сказал: "Смотри не горячись. Но и флага российского уронить не давай. Зрозумив?"

В дверь каюты постучали.

– Дмитрий Михалыч! – капитан вошел, не дожидаясь разрешения. – Пушки в нашу сторону заворачивают, по бастионам забегали. Это что же – турки мы им разве?

Волконский как стоял, так и сел на диван.

– Да где ж ответ? – посол стал быстро гладить себя по колену. – Да верно ли ты видел?

– А вы сами поглядите.

В каюту снова постучали, заглянул вахтенный:

– Ботик с берега.

– Ботик? – сказали они в один голос и посмотрели друг на друга: Волконский – растерянно, капитан – озабоченно.

Чертыхнувшись, капитан быстро вышел из каюты.

"Как кричать, так первые, – раздраженно думал капитан. – А чуть чего, уже и в штаны наложил".

Через четверть часа капитан принес пакет.

Волконский перед зеркалом поправлял эполеты.

Пакет за печатью ордена был адресован императрице всероссийской Екатерине Второй.

Волконский повертел пакет в руках, вопросительно посмотрел на капитана. Иван Андреевич пожал плечами:

– Больше ничего, граф.

– А на словах?

– Спросили, когда отходим.

– А вы?

Иван Андреевич замялся.

– А вы, капитан? – повысил голос Волконский и вытянул шею из воротника до треугольной ямочки под гортанью.

– А я, граф, – вскинулся капитан, – в иностранных портах, согласно регламенту, обязан в первую голову исполнять команды портовых властей! "Ежели сие не связано с риском для российских подданных и безопасностью судна", – язвительно процитировал он.

– Ясно, – сказал Волконский, спрятал шею и внезапно успокоился. – Стало быть, вы не видите риска для российских подданных?

Капитан пожал плечами.

– Ну так а я его вижу! – весело сказал граф.

Капитан упрямо наклонил голову.

– А потому… – продолжал посол. – Вы ведь обещали сняться с якоря до заката? Ну так снимайтесь. И постройте мне команду на полубаке.

Капитан покачал головой:

– Извольте письменный приказ, граф.

– Приказ получите. Стройте команду.

Через полчаса шестидесятипушечный фрегат "Святой Николай" с расчехленными орудиями, с канонирами при полной боевой выкладке, миновав заградительные посты фортов Рикасоли и Святого Эльма, вошел в Большую Гавань Валетты.

Великий магистр Ордена госпитальеров Эммануэль де Рохан с четырех утра пребывал в прекрасном расположении духа. Воскресная охота в лесу Бускетта удалась: олень и дюжина зайцев.

– Крути не верти – постный день, – с сожалением кивая на добычу, сказал он повару из беглых бедуинов.

– Да уж куда постнее, – отозвался тот, оттопыривая оленье веко и с ненавистью заглядывая зверю в помутневший глаз.

Из парнокопытных право на существование повар признавал только за верблюдами. И то не за всеми, а сугубо за одногорбыми дромадерами. Остальных парнокопытных он честно и принципиально не любил. Оттого блюда из местной дичи выходили у него пикантными до оскомины. И это особенно нравилось великому магистру.

Де Рохан велел зайцев раздать челяди, оленя – ободрать и на лед для гостей, голову – набить и в каминную.

"А вот мою голову небось не набьют, – с сожалением думал он, подымаясь по ступеням загородного дворца. – Так и зароют. А хорошо бы у папы в Ватикане над камином… М-да. Когда такое в голову лезет – того гляди, и вправду набьют".

Голова де Рохана являла образец лепки, на какую способна природа в семнадцатом поколении власти и богатства, то есть естественного отбора жен. В результате отпрыски выходят словно с римских камей: природе не оставляют шансов на произвол.

Едва позавтракал (каша на свекольном отваре, апельсины, кагор) – доложили курьера.