Шандор Татаи - Витязь с двумя мечами

— А мне начхать на ваши рты! — заорал Тит. — Знаю я ваши мужицкие плутни: вы под шкурой своей добро прячете. Эй, шевелись, пошевеливайся, живей!

И лихой удалец, войдя в раж, крепко вытянул крестьянина по спине кнутом. Бедный старик только охнул от боли.

Буйко сразу смекнул, что быть беде, и схватил Пала за рубаху.

— Не вяжись с ним, Палко… Не выходи из себя!

Но никакою силой не остановить теперь Пала. Затрещала рубаха, остался лоскут в руках у Буйко, а Пал метнулся к разошедшемуся франту.

— Нет, брат, шалишь! Ты, стало быть, так разумеешь: крестьянин — скотина и потому хлещи его сколько влезет. — И, прежде чем щёголь схватился за меч, Пал сгрёб его в охапку и поднял с земли. — Ну-ка, старик, огрей его кнутом! — крикнул он крестьянину.

— Палко, голубчик, пусти его, пусти! — запричитала тётушка Оршик.

Даже старый мельник струхнул при виде дерзости сына:

— Отпусти его, сынок, за такие шутки властитель по голове не погладит! Быть беде, быть беде!

Зато крестьянина долго упрашивать не пришлось.

— А вот возьму да, ей-ей, хлестну, коли дотоле жив буду.

Кнут взвился раз, два и три, больно стегая по щегольскому доломану. А Пал знай себе только приговаривает:

— Ещё разок! Ещё разок!

Бедняга франт вьётся ужом, бравый вояка молит о пощаде, охает, стонет, даже слушать противно. Наконец разжались железные тиски. Тут вояка пустился бежать, и бежал во всю прыть — ни дать ни взять заяц трусливый. Но на бегу обернулся и закричал:

— Ну, погоди, погоди, Пал Кинижи! Ты ещё за это ответишь! Бунтовать задумал против нашего князя? Вот узнаешь, что за это бывает! Смутьянов на кол сажают да копьём протыкают, как трансильванских крамольников.

Он что-то ещё кричал, не сбавляя хода, а что кричал, не разобрать — ноги-то резвей языка были. Но вот Тит исчез за пригорком, и во дворе мельницы минуту стояла тишина: все, решительно все знали, что не сносить головы за этакую проделку.

— Что с нами будет? — опять заголосила тётушка Оршик.

— Что будет со мной? — струхнул и старик крестьянин.

В те времена частенько рассказывали о людях, что несли в Трансильвании мýки нечеловеческие и на долю которых достались заострённый кол да намыленная верёвка.

— Не трусь, старик, — ободрил крестьянина Пал. — Вот нагрузим твою подводу, и отправляйся с миром домой. Не узнает бравый вояка, кто из возчиков вытянул его кнутом. Да и я отважу его от охоты мстить… Эй, Буйко, беги на чердак… Сейчас мы вмиг помол закончим.

Чердаком назывался специальный ярус, устроенный под односкатным навесом, откуда зерно засыпали в ковш. Буйко взбежал по скрипучей лестнице, а Пал собрал с подводы мешки, словно это были небольшие кулёчки, и один за другим побросал на чердак. Бедняга Буйко едва успевал принимать.

— Не так скоро, хозяин мой Палко! — взмолился наконец Буйко. — Так мне недолго и надорваться.

А Пал знай кидает да кидает и при этом насвистывает да напевает. Не прошло и получаса, как и подводы опустели. У кого была на мельнице кой-какая мучица, положил её всяк себе на подводу, и опять заскрипел обоз, отправляясь в обратный путь. Побрели неповоротливые волы да коровы; уныло горбились на подводах крестьяне.

Намололи крестьянам муки и остановили ненадолго мельницу, чтоб собрать муку владетельного князя. Плотина закрыта, мельница стоит, а старому Кинижи чудится, будто под ногами у него земля ходуном ходит.

«Фу-ты ну-ты, что за диковина? — подумал мельник. — Может, землетрясение?.. Нет, нет, наверно, отряд конников приближается». Только хотел он об этом сказать, а Буйко уж его опередил и, захлёбываясь от радости, с чердака заорал:

— Ба-ба-ба! Конники по лугу во весь опор скачут! Уф, уф, сколько их! Целое войско!

— Дай-ка мне поглядеть! — сказал Пал, взбегая по лестнице, и увидел, что Буйко говорит правду.

Один за другим выносились из леса верховые, а на лугу придерживали коней и пускали их рысью.

— Наверно, охотники! — закричал Пал. — Отец, тётушка Оршик, поглядите с крыльца! Вон сокольничие показались. А собаки — собак целая свора! Те, что гарцуют на конях, видать, знатные господа. А вон там, сдаётся, будто бы женщина на белоснежном коне. Может, это сам король со своей блестящей свитой.