Теодор Гладков - И я ему не могу не верить…

Прощаясь с Кедровым, Артур стал горячо просить дядю Мишу взять его с собой для помощи в делах.

— Что ж, — ответил Кедров, — хорошие помощники мне нужны. Только имей в виду, наша работа — занятие для людей не робкого десятка. Полиция и охранка с нас глаз не сводят, малейшая ошибка и — тюрьма.

— Не бойся, дядя Миша, — горячо заверил Кедрова Артур, — я не оплошаю.

— Что ж, раз так, то приезжай. Но предупреждаю еще раз — тебя ждут многие препятствия и опасности. Впрочем, преодоление препятствий уже само по себе есть осуществление свободы. Так сказал один очень умный человек.

Очередные летние каникулы Артур Фраучи провел в Петербурге. Одетый в щеголеватую гимназическую форму, он раскатывал на извозчике по данным ему дядей Мишей адресам и развозил пакеты с литературой, которую получал в доме № 110 по Невскому проспекту, где размещалось издательство и книжный склад. Ни у городовых, ни у дворников — соглядатаев полиции молодой «барич»-гимназист никаких подозрений не вызывал. Так Артур приобрел первые навыки конспирации.

Вполне естественно, что Артур не только распространял нелегальную литературу, но и читал ее с жадным интересом. Этому способствовали и частые беседы с Кедровым, который не уставал наставлять своего юного соратника:

— Люди перестанут мыслить, когда перестанут читать…

Эти слова заставляли задуматься. К сожалению, знакомство с марксизмом оказалось не слишком продолжительным: оно было прервано разгромом царскими властями издательства «Зерно» и арестом «дяди Миши» — Кедрова.

Серьезным политическим самообразованием Артур Фраучи занялся, уже став студентом Петербургского политехнического института. Процесс этот был далеко не простым и безболезненным.

Российская интеллигенция (следовательно, весьма значительная и активная ее часть — студенчество) после поражения революции 1905 года и начавшейся реакции так и не вышла еще из кризиса духа, идейных шатаний и разброда. В «образованном обществе» читали переводные сочинения философов-идеалистов, реакционных политических мыслителей — подражателей Ницше, стихи поэтов-декадентов, многие увлекались столоверчением и прочей мистикой, масонством и тому подобным.

Было от чего пойти кругом голове любознательного юноши, очутившегося в Петрограде после окончания провинциальной гимназии. И нет ничего удивительного в том, что новомодные идеи и веяния на какое-то время задели и Артура Фраучи. К счастью, у него была светлая голова, и кратковременные увлечения чуждыми ему, в сущности, идеями, бытовавшими в студенческой среде, не сбили молодого человека с истинного пути. Артур Фраучи в конце концов примкнул к нелегальным кружкам марксистского направления. Большую роль в этом — окончательном на всю жизнь — выборе сыграло новое прочтение марксистских книг авторов-большевиков, особенно ленинских философских работ, с которыми его впервые познакомил еще М. С. Кедров.

…Получив диплом инженера-металлурга, Артур Фраучи не задержался в Петрограде — он уехал на Урал, чтобы стать сотрудником известного во всем техническом мире «Металлургического бюро» профессора Владимира Ефимовича Грум-Гржимайло. Лучшей школы для молодого инженера и придумать было нельзя. Здесь, в лаборатории Громоподобного (так называли профессора за глаза его коллеги), генерировались самые прогрессивные технические идеи. Достаточно сказать, что бюро Грум-Гржимайло разработало для отечественной металлургии около ста пятидесяти типов различных печей и иного оборудования!

Сослуживцы сулили Артуру Фраучи блестящую карьеру на инженерном поприще, о том же недвусмысленно и не раз говорил и сам Громоподобный. Но в далеком Петрограде началась Февральская революция, народ сбросил трёхсотлетнюю корону с обветшалого дома Романовых — царизм пал. Вернулись из ссылок, тюрем, эмиграции многие большевики. Получив письмо от дяди Миши, призывавшего его принять участие в революционной работе в Питере, Артур Фраучи хотя и с сожалением, но без колебаний оставил работу по профессии и немедленно выехал в столицу.

Уже после Октябрьской революции Михаил Сергеевич Кедров скажет однажды об Артуре:

— Судьба подарила мне друга славного, преданного, мягкого в словах и великого в помощи, не терпящего отдаления, широкого по милости, верного догадкой. Словом, у меня есть настоящий политический сын.

В свою очередь Артузов оставит такое искреннее признание: «Как и многие юноши из интеллигентных семей, я долго метался, пока не нашел себя и ту единственную правду земли, без которой не может жить честный человек. Она, эта правда, заключается в том, чтобы люди, которые трудятся, были сыты и свободны… Не знаю, что было бы со мной, если бы не дядя Миша. Большевиком я стал исключительно под влиянием незаурядной личности Михаила Сергеевича Кедрова».