– Как, – сказал император Ларибуазьеру, расспросив его о Лагори, служившем под его начальством, – неужели никто не вспомнил о моем сыне, о моей жене, об императорских учреждениях! – И, прохаживаясь большими шагами по крестьянской избе, где до него дошли эти горестные вести, он пробормотал про себя: – Это печальный остаток наших революций! При первом слове о моей смерти офицеры по приказу неизвестного ведут своих солдат разбивать тюрьмы, хватать представителей высшей власти! Сторож сажает под замок министров! Префект столицы, послушавшись каких-то солдат, приказывает приготовить большой парадный зал для неведомо какого сборища бунтовщиков. Между тем императрица налицо, а с ней и Римский король, принцы, министры, все высшие власти государства! – Затем, порицая поспешность казни, Наполеон ворчливо прибавил: – Ах, какие дураки мои министры! Попав впросак, они стараются оправдаться передо мной, приказывая расстрелять людей дюжинами!
Император по возвращении сделал строгий выговор канцлеру Камбасересу за то, что тот распорядился так быстро привести в исполнение приговор, который он хотел предварительно рассмотреть.
Заговор Мале, хотя и закончившийся на Гренельской равнине, вынудил Наполеона поспешно вернуться во Францию. Он не хотел подвергать свой трон новому неожиданному нападению. 5 декабря, ночью, император собрал Мюрата, вице-короля Евгения, Бертье, Лефевра, Даву и несколько других боевых товарищей, чтобы сообщить им о своем решении вернуться во Францию.
Никто не выразил ему порицания. Тогда он обнял поочередно всех собравшихся, как будто ему было не суждено увидеться с ними больше (разве казацкая пика не могла остановить его на первой же версте?), а затем сел в сани в сопровождении Дюрока, с мамелюком в виде единственной охраны. Граф Возорвич, поместившийся на передке саней, служил Наполеону переводчиком.
В других санях следовали за ним Коленкур, граф Лобо и генерал Лефевр-Денуэтт.
Термометр показывал тридцать градусов по Реомюру ниже нуля.
Благополучно ускользнув от мороза, казаков, от всех опасностей, какие представляло это путешествие через Европу, Наполеон прибыл 18 декабря, ночью, в Тюильри.
Императрица спала; ее не предупредили о приезде супруга. Услышав шум, она встала, сильно встревоженная… Пожалуй, она была не одна?
Император не без труда заставил ее отворить дверь.
Он сжал супругу в объятиях, а она довольно холодно отвечала на его ласки.
Вдруг, оставив императрицу, Наполеон порывисто бросился в комнату, где спал Римский король. Ребенок проснулся от шума. Узнав отца, он протянул к нему ручонки, весело крича:
– Папа! Папа!
Наполеон вынул сына из кроватки, обнял и прижал к груди.
Маленький король залепетал на своем детском языке:
– Папа! Папа! Поколотил ли ты гадких казаков?
Император не ответил ни слова. Он с тихой и суровой радостью целовал малютку. Потом, как бы предчувствуя трагическое будущее, предвидя, пожалуй, непрерывное поражение после неизменных побед, ссылку, оскорбления, ненависть и мщение монархов, которые определили ему могилой остров Святой Елены, его сыну – Шенбруннский дворец, а Марии Луизе, вышедшей замуж за Нейпперга, альков в пармском дворце, – Наполеон заплакал.