Клара Моисеева: Праздничный костер Макеры

Но прошел год, прошел второй, уже настал третий, а Бахаго все еще не собрался. Старый Маваки вознегодовал. Как-то он пришел к Бахаго, присел у его плавильной печи и сказал сурово, не скрывая своего недовольства:

– Я считал тебя честным и благородным человеком, Бахаго, а ты сказал мне неправду. Помнишь, как ты обещал пойти в город Кано и хотел принести мне синей ткани для одежды? Это было в год рождения твоего младшего сына. Я отлично помню, ты давал обещание у праздничного костра Макеры. Но я не вижу, чтобы ты собрался в Кано. Мне горько, Бахаго. Скоро твоему младшему сыну исполнится три года, а ты не выполнил своего обещания, не пошел в Кано.

Старик не промолвил больше ни слова, но и сказанное было неприятно Бахаго. Он понимал, что оказался обманщиком в глазах старейшины племени, главного жреца селения. Хорошо, что разговор с Маваки произошел наедине и люди Слоновьей Тропы не знали о нем, а то было бы стыдно перед охотниками селения.

От деда, от отца, от всех старых и мудрых людей племени кузнец Бахаго усвоил одну непреложную истину: нельзя обманывать, нельзя давать пустые обещания. Но томбо делает человека безвольным. И вот он, Бахаго, надавал пустых обещаний. Как же быть теперь? Ведь может случиться так, что старый Маваки уйдет к духам предков и не дождется обещанных даров. Это будет очень нехорошо. Надо бы поторопиться в Кано. Надо лучше работать, чтобы приготовить побольше ценных вещей для обмена. Но если случится беда и старый Маваки не дождется его, тогда он, Бахаго, принесет все свои дары на его алтарь. Он сделает из черного вязкого дерева большую красивую голову Маваки. Он сделает ее хорошо, со шрамом на лбу, который старик получил во время охоты на слонов. Маваки будет стоять на алтаре как живой. Его долго будут помнит внуки и правнуки, которым суждено жить среди диких трав саванны.

Размешивая мокрую глину для формы и время от времени поглядывая на свою маленькую плавильную печь, Бахаго размышлял о будущем.

Маленькое селение, затерявшееся в саванне на западе Африки, жило своей жизнью. Каждый как мог добывал себе пропитание. Каждый трудился для своей семьи. А когда случалось, что счастливая охота дарила людям много мяса, тогда пировали у праздничного костра и поили вином старейшину племени Маваки.

На языке людей хауса Маваки – певец. Но старейшина племени давно уже не пел. И на охоту старик ходил редко. Только иногда ставил ловушки. Не стало сил у Маваки. Все говорили о том, что его призывают к себе духи предков.

И настал день, когда Маваки уже не смог покинуть свою хижину. Он лежал безмолвно, не прикасаясь ни к еде, ни к прохладному вину, которое ему подавали внуки. Бахаго призадумался. Надо было идти в Кано, чтобы вернуться, пока старик еще жив. Иначе душа его, переселившись в тело животного или птицы, будет недовольна дурным поступком кузнеца и станет мстить. Бахаго больше всего боялся этого. И он сказал жене, что пора собираться в Кано. Макере уже семь лет. Больше откладывать нельзя.

– Теперь, когда у тебя за спиной уже не будет младенца, – говорил кузнец жене, – ты можешь потащить на голове корзину с вяленым мясом, с толченым просом для фуры…

– О, я с радостью понесу все, что угодно! Если бы ты знал, Бахаго, как мне хочется завернуться в кусок новой пестрой ткани с узором небесной синевы! Я так долго ждала этого дня! Я ума не приложу, как это женщины Кано делают такой красивый узор?

Бахаго рассмеялся и с важным видом человека, все знающего и многое видевшего, ответил:

– Когда я был в Кано, я видел ткачих и красильщиков. Меня так удивило их занятие, что я на всю жизнь его запомнил. Можешь себе представить, узор небесной синевы делают малые дети. Я сам видел во дворе одного красильщика, как малютки не старше нашего Макеры, сидя на циновке, завязывали в белую ткань камешки, пришивали кусочки дерева, косточки от плодов. Потом, когда красильщик окунул в громадную красильную яму эту ткань, места, завязанные детскими руками, остались белого цвета. Я видел, как красильщик вытащил ткань, посушил ее на солнце, снял пришитые к ней кусочки дерева, развязал камешки, и этот кусок с белыми пятнами красильщик окунул в другую яму, где был совсем слабый раствор синей краски. И каково же было мое удивление, когда я увидел на веревке кусок ткани с узором небесной синевы!

– Как это просто и разумно! Должно быть, этим занимались девочки? Если бы у меня были дочки, я бы пожелала заняться таким делом. Они бы нашивали камешки и деревяшки, и грубую ткань, которую мы берем у нашего ткача, можно было бы сделать очень красивой. Я этого не знала. Ведь мне ни разу не пришлось побывать в городе Кано. Давно я жду этого дня. Принесем жертву на алтарь твоего деда. Пусть нам будет удача.