Клара Моисеева - Праздничный костер Макеры

– Имей терпение, Макера. Без него не проживешь во дворце великого обба.

Макера томился, ждал и не мог дождаться желанного дня. Они тянулись бесконечно. К огорчению Макеры и его друзей, старый сановник больше никого не звал делать работу в том святилище, где побывал Олове.

– Хотел бы я знать, сколько времени могут продержать во дворце Макеру? – спрашивал Бахаго своего соседа, который научил его делать бронзовые скульптуры и был добрым другом кузнеца из саванны.

– Это зависит от старого сановника, который является начальником всех ремесленников дворца. Должно быть, Макера понадобился ему для большой работы. Ходи к воротам дворца, может быть, встретишь царского слугу. Кто еще скажет тебе, кроме него?

Но Бахаго и без того часто ходил к воротам дворца. Он уже хорошо знал лица царедворцев, которых ему пришлось повстречать. Он видел, как открывались ворота по приказу главного охранника. Бахаго на всю жизнь запомнил бронзовую скульптуру священной змеи с раскрытой пастью, словно готовой проглотить целого леопарда. Но царского слуги не было.

Как-то раз, вернувшись домой, он обрадовал Мать Макеры новостью: уже видны башни, для которых он сделал бронзовых птиц.

– Должны же прийти за птицами.

– Давно должны, а все не идут. Никогда еще царский слуга не исчезал на такой долгий срок. Может быть, он умер? Может быть, духи предков призвали его к себе?

Это предположение жены очень взволновало Бахаго. Что же он будет делать, если случилась такая беда? И к кому тогда обратиться? Ведь охранники не разговаривают.

– Я знаю, что делать, – сказала Мать Макеры. – Мы возьмем всех этих птиц, принесем их к воротам дворца и потребуем, чтобы их забрал начальник двора ремесленников. Если они ему нужны, он их заберет. А мы увидим его и спросим про Макеру.

– Ты хорошо придумала это, только смотри, как бы охранник не проткнул тебя копьем.

– Никогда не думала, что подвеска, сохранившая мое лицо, принесет нам несчастье. Что же нам делать, Бахаго?

Они еще не придумали, что им делать, как вдруг пришел царский слуга, которого Бахаго уже не надеялся увидеть.

Бахаго так обрадовался, что даже не стал его укорять. А царский слуга, должно быть, не чувствовал за собой никакой провинности. Он был весел и приказал людям из дворца забрать всех бронзовых птиц, сделанных Бахаго.

– Я с тобой расплачусь, – сказал царский слуга. – А если хочешь, расскажу тебе про Макеру. Он понравился начальнику двора ремесленников.

– Расскажи хоть что-нибудь! Мы боялись, что уже нечего рассказывать о нашем сыне. Да и тебя, боялись, не увидим.

– Я видел Макеру. Он доволен! Он работает. Хорошую работу делает. Теперь ему уже не дают лепить глиняные головы для литейщиков, он делает резьбу по кости.

Мать Макеры впилась глазами в его лицо, словно старалась прочесть на нем что-то недосказанное. А Бахаго, опустив голову, думал о том, как же узнать истину. Наконец Бахаго решился и спросил царского слугу, нельзя ли ему повидать сына. И почему сына заперли за стенами дворца и не выпускают? А Мать Макеры вдруг, не сдержавшись, зарыдала, не стесняясь чужого человека.

– Замолчи! – прикрикнул на нее Бахаго. – Дай слово сказать!

– Зачем же лить слезы? – спросил царский слуга. – Твой сын удостоен великой чести, а ты, глупая женщина, не понимаешь этого. Пройдет немного времени, Макере станут доверять и позволят навестить вас.

Царский слуга был немногословен. Он забрал все, что было сделано кузнецом для дворца обба, оставил ему в уплату несколько кусков ткани, пару кож, какие-то ремни, немного проса и сказал, что Бахаго должен и впредь старательно работать, если он хочет пользоваться расположением божественного правителя.

– Помни, Бахаго, – сказал царский слуга, – гнев обба страшен.

Кузнец не решился ответить царскому слуге по достоинству. Но когда хижина опустела, гнев Бахаго вышел из него горячим потоком. Проклиная правителя Эдо и всех его царедворцев, кузнец призывал погибель на их головы.

– Он угрожает мне гневом обба, а я больше ничего не боюсь! Все самое дурное уже обрушилось на нас. Я бы хотел сжечь дворец обба с его воинами и слугами. Только мне жалко Макеру.

И все же Бахаго набрался терпения, он ждал сына. А Мать Макеры каждый день на рассвете ставила пищу у стены хижины, где сохранилось изображение уходящего Макеры. Бедная женщина нередко целовала глиняную пятку сына. Когда не бывало Бахаго, она гладила сына по курчавой голове и говорила ему ласковые слова. А потом, словно очнувшись и почувствовав шершавую поверхность стены, убегала в хижину и принималась за какое-либо дело, чтобы отвлечь себя от печальных мыслей. Теперь она уже реже думала о трех старших сыновьях, потому что время разлуки с ними было слишком велико и отдалило ее от них.