Ну, правда, рабочих, свидетельствующих против товарища Седельникова и рабкриновцев, трибунал "третировал с лёгкостью". И бестревожно отвечал подсудимый Седельников на угрозы обвинителя: "Товарищ Крыленко! Я знаю эти статьи; но ведь здесь не классовых врагов судят , а эти статьи относятся к врагам класса."
Однако, и Крыленко сгущает бодро. Заведомо ложные доносы государственным учреждениям… при увеличивающих вину обстоятельствах (личная злоба, сведение личных счётов)… использование служебного положения… политическая безответственность… злоупотребление властью, авторитетом советских работников и членов РКП (б)… дезорганизация работы на водопроводе… ущерб Моссовету и Советской России, потому что мало таких специалистов… заменить невозможно… " Не будем уже говорить об индивидуальной личной утрате … В наше время, когда борьба представляет главное содержание жизни, мы как-то привыкли мало считаться с этими невозвратимыми утратами… (стр. 458) Верховный Революционный Трибунал должен сказать своё веское слово… Уголовная кара должна лечь со всей суровостью!.. Мы не шутки пришли играть здесь!.."
Батюшки, что ж им теперь? Неужели?… Мой читатель привык и подсказывает: всех рас…
Совершенно верно. Всех рас-смешить: ввиду чистосердечного раскаяния подсудимых приговорить их к… общественному порицанию!
Две правды…
А Седельникова будто бы — к одному году тюрьмы.
Разрешите не поверить.
О, барды 20-х годов, кто представляет их светлым бурлением радости! Даже краем коснувшись, даже только детством коснувшись — ведь их не забыть. Эти хари, эти мурлы, травившие инженеров, — в двадцатые-то годы они и отъедались.
Но видим теперь, что и с 18-го…
* * *
В двух следующих процессах мы несколько отдохнём от нашего излюбленного обвинителя: он занят подготовкой к большому процессу эсеров. (Провинциальные процессы эсеров, вроде Саратовского, 1919, были и раньше.) Этот грандиозный процесс уже заранее вызвал волнение в Европе, и спохватился Наркомюст: ведь четыре года судим, а уголовного кодекса нет, ни старого, ни нового. Наверно, и забота о кодексе не миновала Крыленку: надо было заранее всё увязывать.
Предстоявшие же церковные процессы были внутренние , прогрессивную Европу не интересовали, и можно было провернуть их без кодекса.
Мы уже видели, что отделение церкви от государства понималось государством так, что сами храмы и всё, что в них навешено, наставлено и нарисовано, отходят к государству, а церкви остается лишь та церковь, что в рёбрах , согласно Священному Писанию. И в 1918 году, когда политическая победа казалась уже одержанной, быстрее и легче, чем ожидалось, приступили к церковным конфискациям. Однако этот наскок вызвал слишком большое народное возмущение. В разгоравшуюся гражданскую войну неразумно было создавать ещё внутренний фронт против верующих. Пришлось диалог коммунистов и христиан пока отложить.
В конце же гражданской войны, как её естественное последствие, разразился небывалый голод в Поволжьи. Так как он не очень украшает венец победителей в этой войне, то о нём и буркают у нас не более, как по две строки. А голод этот был — до людоедства, до поедания родителями собственных детей — такой голод, какого не знала Русь и в Смутное Время (ибо тогда, как свидетельствуют историки, выстаивали по нескольку лет под снегом и льдом неразделанные хлебные зароды). Один фильм об этом голоде может быть переосветил бы всё, что мы видели, и всё, что мы знаем о революции и гражданской войне. Но нет ни фильмов, ни романов, ни статистических исследований — это стараются забыть, это не красит. К тому ж и причину всякого голода мы привыкли сталкивать на кулаков, — а среди всеобщей смерти кто ж были кулаки? В. Г. Короленко в "Письмах к Луначарскому" [108] "Задруга", Париж, 1922, и Самиздат, 1967
(вопреки обещанию последнего, никогда у нас не изданных) объясняет нам повальное выголаживание и обнищание страны: это — от падения всякой производительности (трудовые руки заняты оружием) и от падения крестьянского доверия и надежды хоть малую долю урожая оставить себе. Да когда-нибудь кто-нибудь подсчитает и те многомесячные многовагонные продовольственные поставки по Брестскому миру — из России, лишившейся языка протеста, и даже из областей будущего голода — в кайзеровскую Германию, довоёвывающую на Западе.
Прямая и короткая причинная цепочка: потому поволжане ели своих детей, что большевики захватили силою власть и вызвали гражданскую войну.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу