Константин Бадигин - Кольцо великого магистра (с иллюстрациями)

Тем временем прислужник, вынул из походного сундука алтарь и распятие из светлого дерева, зажег две свечи в бронзовых канделябрах.

Братья францисканцы чувствовали себя в присутствии князя церкви не совсем в своей тарелке. Они вскакивали с места при каждом его вопросе, кланялись, целовали ему руку. От руки епископа пахло сладко и приятно.

А посол был в превосходном настроении. Он с интересом разглядывал висевшее на стенах оружие, щиты, знамена и хоругви, отобранные литовцами у врагов в разное время. Он заметил на стенах хоругви крестоносцев, знамена князя Мазовецкого и польские знамена. Посол указывал пальцем то на щит, то на знамя и спрашивал, кому они принадлежали.

Неожиданно папский посланник замолчал и задумался.

Он вспомнил о тайных целях римской церкви, тщательно скрываемых от непосвященных. Римская церковь боялась славян и считала их опасными врагами. Русские стояли непоколебимым заслоном, не давая распространиться на восток латинской вере. Святейшие папы поучали земных владык навсегда покончить с русскими, расчлененными и ослабленными татарским нашествием. Пусть польские католики тешат себя, считая, что стараются на благо отчизны. Славяне против славян! Пусть они душат и убивают друг друга, пусть помогают другим народам уничтожать славянское семя.

Посол был твердо уверен, что соединить Польшу и Литву под одним королем — благословенное богом дело. Это ослабит Русь, думал он, и ослабит Польшу, поставит ее еще в большую зависимость от римского двора. Но подвести к польскому трону языческого князя Ягайлу — не простое дело. Папский посол понимал, что только большие выгоды могут заставить польских панов и шляхту согласиться на брак Ядвиги и Ягайла. С другой стороны, разве уговоришь великого литовского князя просить руки польской королевы без пользы для себя?..

Монахи терпеливо ждали, когда епископ снова заговорит, не смея напомнить о своем присутствии.

— Орденские рыцари глупой жестокостью отпугнули литовцев от святого учения Христа, — неожиданно заговорил посол. — Кто же захочет принимать новую веру из окровавленных рук убийц! Дошло до того, что литовские матери пугают детей святым распятием. Вот и прикиньте: не сегодня завтра литовцы могут принять православие. Спелый плод язычества выпадет у нас из рук. Да, да, пока вы ссоритесь с немецким орденом, святая церковь потеряет множество человеческих душ.

— Горе, горе нам, если так будет! — опять в один голос сказали монахи.

— Его святейшество папа всегда заботился о Польше, своей любимой дочери, — раздумчиво продолжал посол. — Его святейшество хотел бы видеть литовское великое княжество под управлением польского короля.

Францисканцы оживились. Такая мысль не приходила им в голову, но была приятна.

— Но как это сделать? Язычников в литовском княжестве только десятая часть, остальные — русские, ваша эксцеленца, — удивился отец Бенедикт. — Много литовских бояр давно живет в русской вере.

— В Польше есть пословица, — поддержал Андреус Василе, — «Славна Польша латизною, а Литва русизною».

— Если великий литовский князь Ягайла станет католиком, — сказал посол, — и королем Польши, он сумеет…

— Русские не послушают Ягайлу, ваша эксцеленца, — взглянув на своих братьев, сказал настоятель.

— Заставим, — произнес, нахмурив брови, Иоанн, — а не послушают — во имя святой матери церкви, во имя Христа нашего Спасителя мы благословим меч и огонь, уничтожим упрямых.

Францисканские монахи удивились твердости, появившейся в голосе посла.

— И тогда литовские и русские земли станут польскими? — спросил Андреус Василе.

— Так хочет апостольская церковь.

Монахи наклонили головы.

— Его святейшество папа поручил все решить мне. А мое мнение — меньше крови и больше мудрости, обещать и не исполнять, взять и не отдать, заключить любой договор и нарушить его, когда настанет время и будет выгодно… Нет бесчестных поступков, когда дело идет о славе святой церкви. Ложь — великое оружие мудрых.

Монахи, не подымая глаз, молчали.

Епископ прошелся по мягкому пушистому ковру, устилавшему каменные плиты комнаты. Длинная пеньковая веревка смешно болталась у него между короткими ногами. Он подошел к камину, пошевелил бронзовой кочергой прогоревшие дрова, бросил в огонь несколько поленьев. Усевшись снова на свое место, епископ с удовольствием прислушивался к потрескиванию и шипению из камина.

— Готова ли Литва к столь серьезным переменам жизни, братья мои? — спросил он, взглянув на отца Бенедикта.