Константин Бадигин - Кольцо великого магистра (с иллюстрациями)

Начались подземелья нижнего яруса. Здесь все было покрыто толстым слоем пыли. Свечи в фонарях начали коптить: не хватало воздуха.

О нижних подземельях ходили страшные слухи. Литовца, поступившегося обычаями предков, изменившего своей вере, усыпляли и в бесчувственном состоянии приносили сюда на суд великого жреца. В подземелье попадали несговорчивые кунигасы из жемайтской знати и литовские бояре.

Повернув огромный ключ, торчавший в замочной скважине, жрец стал открывать тяжелую дверь. Проскрипев, дверь открылась. Жрец и Серсил вошли в комнату, окрашенную в черный цвет.

— Сын мой, — сказал Гринвуд, — здесь живет повелитель смерти бог Поклюс.

И Серсил увидел страшное великанье лицо во всю стену, огромные глаза и рот. Страшилище уходило по плечи в землю. Серсил ужаснулся.

— Подожди здесь, сын мой, — сказал великий жрец, будто не заметив испуга юноши, — я сейчас вернусь. — И он скрылся за массивной дверью рядом с головой бога.

Неожиданно засветились зеленым огнем глаза чудовища, и из его рта вывалился язык и пошел дым.

— Что ты здесь делаешь, жалкий червяк? — загремела голова. — Ты проник в тайну богов!

Серсил не узнал голоса великого жреца, искаженного воздушными трубами.

— Ты умрешь, если посмеешь слово сказать о моем подземелье! — продолжал страшный бог.

Уродливая пасть божества медленно раскрылась, обнажились острые зубы величиной в турий рог. Бог щелкнул зубами, изо рта полыхнуло зеленое пламя.

Серсил был отважным юношей и в битвах не знал страха, но то, что он увидел, его потрясло. Он вскрикнул, закрыл от ужаса глаза и потерял сознание.

Очнулся Серсил на холодных плитах. Великий жрец держал возле его носа тряпку, смоченную чем-то очень пахучим.

— Бог Поклюс никогда не обидит хорошего человека, — утешал его жрец, — не бойся.

Он помог Серсилу встать, выйти из черной комнаты и подняться по лестнице. Но Серсил так и не мог побороть дрожь в ногах.

— Я видел бога Поклюса, — повторял Серсил, выйдя из подземелья на солнечную поляну, — он говорил со мной.

Юноша пошатнулся и, чтобы не упасть, оперся о стену. У него пересохло во рту и кружилась голова… Страшные зубы бога Поклюса щелкнули еще раз, изо рта снова полыхнуло зеленое пламя.

Сердце бесхитростного Серсила не выдержало. Тихонько вскрикнув, он замертво свалился на землю.

Шляхетский съезд в июне был еще более многочислен, чем прежний. Происходил он не в главном соборе, а в доминиканской церкви, под охраной грозного ордена. Епископ Николай по-прежнему благоволил Зимовиту.

В Серадзе царило оживление. По городу прохаживались приехавшие на съезд вельможные паны в красных жупанах. Их окружали толпы гербовых приверженцев. Среди панской свиты было много духовных лиц в сутанах, с бритыми макушками.

Тайные сторонники венгерского двора, приехавшие на съезд, из страха перед Зимовитом на все лады уговаривали архиепископа Бодзенту не короновать князя. Они грозили бедами и новой кровью для польской земли, умоляли, просили…

Малопольский пан Вежбента из Смогульца, разгорячившись, стал грозить самому архиепископу и бранные слова произносил многократно.

— Из-за вас мы потеряем Галицкую Русь! — кричал Вежбента, размахивая кулаками. — А потом, мы не забыли шляхетское обвинение… note 3 Note3 Обвинение в нешляхетском происхождении. На него вы ответили не совсем вразумительно.

В другое время Вежбента из Смогульца немало поплатился бы за свои слова, но сейчас архиепископ не обращал внимания на брань. Он даже не показал виду, что понял угрозу. Еще при жизни короля Людовика он доказал свое шляхетское происхождение, но враги и завистники продолжали играть на слабом месте.

— Венгерский двор, — говорили другие малопольские паны, — не остановится перед войной, но все равно добьется своих прав на корону. Венгерский двор сделал Бодзенту архиепископом, он же и лишит его архиепископского кресла.

А великопольская шляхта шумно выражала свое желание избрать королем Польши князя Мазовецкого.

Костел был набит народом, от духоты оплывали свечи. На сеймовый круг шляхтичи дружно выходили с одним требованием — короновать князя Зимовита.

Когда архиепископ, поддерживаемый под руки канцлером и гофмаршалом, садился на свое золоченое кресло, он твердо решил воздержаться от коронования молодого Семко. Он и на этот раз малодушно изменил своему стороннику, так же как перед этим изменил Сигизмунду Бранденбургскому. Бодзента чувствовал себя виноватым и боялся грозной папской руки.