Лора Бекитт - Любовь и Рим

Впервые отправившись с госпожою на Форум, Тарсия держалась настороженно, была немногословна, но понемногу оттаяла и заметно повеселела. Она держалась просто, без подобострастия и ненужной суетливости, и это нравилось Ливий. Она решила, что напрасно послушалась Юлию, — нужно было доверять своему первому впечатлению.

— Тебе нравится Рим? — спросила Ливия рабыню. Ответ мог быть только один, однако Тарсия сказала:

— Внушительный город. Но мой отец говорил, что поскольку каждый камень прекрасных построек омыт кровью, слезами и потом тех, кто равнодушен как к благополучию, так и к несчастьям этой земли, он не может быть вечным.

— Твой отец был дерзок! — воскликнула пораженная Ливия.

— Он был умен. Что касается дерзости… Истина всегда дерзка, так считал он, потому что она часто опережает время.

Ливия задумалась. Хотя эта девушка и спала с галлом, не ее дело таскать тяжелые корзины. Да и кого она могла избрать там, в усадьбе хозяина? Конечно, встречались рабыни, которые охотно сожительствовали с господами, но как раз их-то и можно было считать распутными.

«Она сама сделала выбор и пострадала за это, — подумала Ливия. — А потом рассказала правду, за что поплатилась тоже».

Пройдя еще немного, девушка остановилась у прилавка с воздушно-прозрачными косскими тканями и только принялась их перебирать, как услышала звук множества шагов и чьи-то грубые окрики.

По улице вели толпу мужчин, наверное, осужденных или рабов, поскольку большинство из них было сковано цепями. Сопровождавшая их охрана бесцеремонно расчищала дорогу, и Ливия поспешно отскочила в сторону. Ее взгляд скользнул по фигурам людей, — очевидно, они были в пути не первый день: сбитые в кровь босые ноги тяжело ступали по горячим камням, короткие темные грубой шерсти туники насквозь пропитались потом, а лица были серы от усталости и пыли. Едва ли они замечали, что творится вокруг, они почти не поднимали глаз, эти существа с притупленным разумом и примитивными чувствами, душами, погребенными под жуткой громадой предрассудков и нечеловеческих законов. Их мысли были смутны, воспоминания беспорядочны; жертвы невозмутимой жестокости и неумолимого равнодушия, они покорились судьбе.

Ливия отвела взор; в этот миг один из рабов повернул голову и громко крикнул:

— Тарсия!

Девушка встрепенулась, едва не выронив корзину, и тут же подалась вперед, навстречу тому, кто произнес ее имя, — он рванулся тоже, но был остановлен ударом.

— Назад!

Еще не до конца понимая, в чем дело, Ливия всмотрелась в лицо раба. Молодой, хорошо сложенный, белокурый, с пронзительно-голубыми на фоне летнего дня глазами, он выглядел достаточно привлекательным, во всяком случае, для варвара. В Риме такие юноши стоили очень дорого.

Тарсия пыталась протолкнуться поближе к нему, но охранник грубо отшвыривал ее.

— Элиар! — В ее голосе звенели слезы радости и боли. — Элиар!

Превозмогая себя, Ливия изобразила улыбку и протянула одному из солдат несколько денариев.

— Позвольте им поговорить!

Охранник неохотно согласился, и тогда Ливия сказала рабыне:

— Надеюсь, ты найдешь дорогу домой? Давай корзину, я ее донесу.

— Благодарю тебя, госпожа, — отвечала Тарсия, и в ее голосе звучала та неподдельная преданность, которую, равно как искренность сердца, не купишь ни за какие деньги.

Гречанка побежала за своим галлом, они что-то кричали друг другу, а Ливия стояла, провожая их взглядом, — нищих, несвободных, с искалеченной душою людей, которые были рады тому, что им вновь довелось повидаться и даже переброситься парой фраз.

Потом она повернулась и пошла прочь, глубоко задумавшись и позабыв обо всем на свете. Она так увлеклась своими мыслями, что не заметила, как очутилась на самом краю тротуара. Ее сильно толкнули, и девушка упала бы вниз, прямо под колеса огромной повозки, если б не какой-то мужчина в тоге, схвативший ее за локоть.

— Осторожнее! — воскликнул он, невольно прижав ее к себе.

Ливия молча кивнула, глядя на него словно бы сквозь туман, полумертвая от испуга. Ее колени подгибались, а сердце стучало как бешеное. Потом туман рассеялся, и девушка осознала, что перед нею стоит кто-то знакомый.

В следующую секунду ей чуть вновь не стало дурно, потому что это был… Гай Эмилий Лонг.

— Все хорошо? — спросил он, глядя на нее своими блестящими, темными, словно спелые оливки, глазами.

— Да, — пролепетала Ливия.

— Я заметил тебя в толпе, одну, идущую неведомо куда, и пошел следом, — признался Гай Эмилий.