Князь вскочил с софы. Пледы разлетелись по ковру.
— Это ужас, ужас! На станового подняли руки! Мы пропали! О боже, что нам делать? Посмотрите, не идут ли они сюда! Люди, Роман, смотрите в окна, запирайте двери, ворота, ставни…
— Оружие мое привезли? — спросил Саддукеева Рубашкин.
— Извините, не взял; я не ожидал такого исхода дела. А впрочем, располагайте мною; я готов идти уговаривать народ. Но извините меня, господа, более вы сами виноваты. Господин посредник обиделся упорством сходки, не выждал, послал за полицией; вы сами, князь, не пошли на сходку, где одно присутствие ваше…
— Ну, уж извините! Благодарю вас за совет. Жизнь мне дороже, и я предпочитаю на ваш либерализм смотреть издали…
— А я с господином Саддукеевым совершенно согласен! — сказал со вздохом посредник, — я сделал ошибку и, кажется, неисправимую. Нечего делать: надо требовать войско. Становой тоже, вероятно, напишет об этом. Пожалуйте бумаги.
— Войско? — спросил Саддукеев, — да пустите меня к народу; дайте им успокоиться сегодня, а завтра я готов с ними говорить…
— Э, милый мой, — сказал Рубашкин, — делайте свое дело в Сырте и не мешайтесь здесь.
Саддукеев вспылил и долго еще говорил с посредником.
Посредник задумался, взял перо и долго не решался писать к губернатору.
— Если вы не напишете, мы напишем! — сказал ему сухо Рубашкин, и он стал писать.
В ночь с пакетом посредника в губернский город поехал сам Роман Танцур.
— Мне больше нечего тут делать пока! — сказал посредник и, печально раскланявшись, также уехал.
Рубашкин остался снова ночевать у князя, а Роману посоветовал заехать к Перебоченской и также ее пригласить к князю, как ближайшую соседку, разделить в дружеской компании общую участь.
Губернатор, получив пакеты от станового и посредника, обратился за советами к Тарханларову. Бывший советник, а теперь вице-губернатор, Тарханларов, прочел рапорт станового со словами: «Мне сделали насилие, изорвали на мне мундирный сюртук, даже нанесли мне побои, и я едва ускакал верхом на лошади управляющего Сырта», — вспомнил и свой подбитый когда-то висок и запорошенные глаза, отдал обратно губернатору бумаги и сказал:
— Да! этот парень, Илья Танцур, был когда-то надежен… а теперь… теперь точно, ваше превосходительство, надо послать туда военную экзекуцию. Волнение растет.
В Есауловку был назначен к выступлению эскадрон драгун, квартировавший в сорока верстах оттуда.
— А если и это не поможет, я сам туда поеду, — сказал губернатор, — и вперед пошлю артиллерию.
События между тем быстро шли своим чередом.
Прошло три дня после отъезда станового и посредника.
На тройке обывательских прискакал в Есауловку исправник, призвал стариков, выборных и сотских и сказал: «Наконец-то я до вас опять добрался! согласна ли деревня выдать зачинщиков» и, получив отрицательный ответ, прибавил: «Так не прогневайтесь же! завтра будет войско! я вам припомню и понятых у Перебоченской, и все старое!» — и опять ускакал.
Народ начал тревожиться, сходиться кучками. В окрестные села и обратно скакали лощинами и окольными проселками за буграми верховые. В Авдуловке, в Карабиновке и в других особенно забористых хуторах, где проживали старые бродяги Гриценко и Шуменко, происходили шумные сходки. Содержатели одиноких постоялых дворов на большой дороге в город стали задумываться о безопасности своих бочек; крупные побранки и смутный говор жалоб и всяких похвалок слышались в шинках, на перекрестках и на базарах.
Вслед за Романом, который привез князю утешительные вести из города, в княжеский дом явилась в трауре Перебоченская. Князь ее давно не видел и сразу не узнал. Рубашкин, гордясь дружбою князя, по случаю нездоровья его сиятельства, взялся хозяйничать в есауловском доме и угощать ту самую барыню, которая год назад чуть его собственноручно не поколотила на первом его знакомстве с провинцией. Дом князя принимал все более и более торжественный вид. Перебоченская, войдя, объявила, что в ее хуторе обокраден кабак.
Есауловцы между тем сменили выбранных весною своих старшин и поставили головою Илью, а его помощником Кириллу Безуглого. Вечерами они и многие из окрестных сел сходились к Илье на советы.
— Что нам делать? — спрашивали они.
— Будет чистая воля, а это все обман. Батька мой денег наделал, так и скрыл с князем настоящие бумаги.
— А войска? Слышно, на нас идет и конница и пехота.
— Исправник только так грозит. Не за что нас бить.
Читать дальше