А. Сахаров (редактор) - ПЕТР III

– Вы видите, Григорий Григорьевич, – спокойно и с холодной усмешкой сказал Орлову Пассек, – что для меня невозможно совершить с вами прогулку, на которую мы собирались вместе; следовательно, вам придётся возможно лучше поразвлечься одному; кланяйтесь друзьям; одним человеком более или менее, это не расстроит вашего общества; я уверен, что это скоро разъяснится.

Он подал руку Орлову и последовал за Воейковым, который отвёл его в свою комнату и приставил к дверям двоих часовых.

Мариетта прильнула ухом к отверстию двери и слышала весь этот короткий разговор. При последних словах Пассека, обращённых к Орлову, она, как тень, неслышно и легко заскользила по коридору, и когда Воейков с Пассеком вышли из комнаты Орлова, она уже исчезла.

Орлов стоял, словно оглушённый; затем, стиснув голову руками, он ходил в течение нескольких минут взад и вперёд по комнате. Его могучая, атлетическая фигура вся так и дрожала от сильного волнения. Но наконец он, по-видимому пришёл к определённому решению, подошёл к зеркалу и оставался стоять пред ним до тех пор, пока не принудил себя заменить искажённые от страха черты лица беззаботной улыбкой; затем, напевая мелодию весёлой песенки, он направился на улицу.

До угла казарм Орлов сохранял медленный, беззаботный шаг, но едва он достиг ближайшей улицы, как устремился вперёд с такой поспешностью, что попадавшиеся навстречу прохожие с изумлением посматривали на него. Конечной целью его пути был особняк княгини Дашковой, и там, не дожидаясь доклада слуги, он прошёл в будуар молодой женщины.

Последняя при виде растерянного выражения его лица испуганно поднялась с места.

– Пассек арестован! – заявил Орлов – Спустя несколько часов, может быть, погибнем и все мы; теперь, если мы не хотим навсегда потерять всё, нужно быть решительным… Каждая проволочка рискованна и неизбежно принесёт верную гибель.

Княгиня не испугалась этих слов, произнесённых Орловым без передышки, почти одним духом; её нежное, бледное лицо покраснело от радости, её глаза заблестели отвагой и мужеством.

– Слава Богу! – проговорила она. – Это – знак свыше, теперь конец всяким колебаниям; нерешительные пусть останутся позади, а мы начнём битву и победим. – На минуту она погрузилась в размышления. – В эту ночь всё должно быть окончено, – продолжала она, – прежде чем взойдёт солнце следующего дня, Россия должна иметь новую государыню. На кого из офицеров вы можете вернее всего рассчитывать?

Орлов назвал поручиков Преображенского полка Рославлева, Лосинского, Черткова и Бредихина, а также и своих братьев-офицеров Алексея, Ивана и Фёдора.

– Хорошо! – сказала княгиня. – Отыщите их, где бы они ни были; они должны немедленно отправиться в свои казармы, в полнейшей тайне подготовить солдат, на которых они могут положиться, и с минуты на минуту ждать начала действий. Я сама отправлюсь к гетману, чтобы он приготовил казаков; в Панине мы не нуждаемся – он только испортит всё своим нерешительным колебанием; достаточно и того, если он узнает обо всём, как о совершившемся факте; и вот, – продолжала она далее, – как только наступят сумерки, возможно незаметнее возьмите почтовую карету, спешите в Петергоф и привезите сюда государыню императрицу. Как вам удастся это – ваше дело, я доверяю вашему мужеству и ловкости; не забывайте о том, что от своевременного появления государыни зависит будущее России, а также и жизнь всех нас.

– Императрица будет здесь, – ответил Орлов, – если даже мне придётся провести её через преисподнюю.

– Теперь, – сказала княгиня, накидывая на себя широкий мужской плащ и надвигая на самое лицо широкополую шляпу, – проводите меня до улицы; я не уверена, что и среди моих людей нет шпионов, и потому не осмеливаюсь брать с собою свою карету.

Она взяла Орлова под руку и по боковой лестнице провела его к выходу из особняка. В некотором расстоянии от него они расстались – княгиня поспешила к графу Кириллу Григорьевичу Разумовскому, Орлов же отправился разыскивать своих братьев и остальных заговорщиков, чтобы сообщить им о случившемся и дать им план действий. Затем он взял закрытый почтовый экипаж, и когда солнце летнего дня стало опускаться к горизонту, Орлов уже мчался по дороге в Петергоф.

В то время как Орлов выехал по направлению к Петергофу, по Ораниенбаумской дороге ехала другая почтовая карета, раньше его покинувшая столицу. В ней сидела Мариетта. Она закуталась в плащ, съёжилась на подушках, её бледные губы были плотно сжаты, тёмные глаза налились кровью от всё новых и новых припадков гнева, разгоравшегося в её груди. По временам она отрывалась от своих мрачных размышлений и через окно кареты смотрела на мелькавшие мимо деревья по краям дороги; её охватило нетерпенье, движение повозки казалось ей всё ещё недостаточно быстрым, и она всё чаще и чаще высовывалась из её открытого окна и торопила почтальона ехать поскорее.