Олег Михайлов - Александр III - Забытый император

Он устало пошел к двери и, полуобернувшись, сказал:

– Давайте-ка обсудим это у меня в Гатчине…

– Наконец-то! Наконец этот мрачный ретроград посрамлен! – твердил граф Лорис-Меликов, садясь в вагон на Варшавском вокзале, чтобы ехать с очередным докладом в Гатчину. – Всего неделю назад Победоносцев торжествовал победу. Но она оказалась воистину пирровой! [131]А теперь он уничтожен и истерт в порошок!..

Двадцать первого апреля в Гатчине состоялось новое и роковое, как полагали либералы, для Победоносцева заседание Комитета министров.

Члены правительства – сам граф Михаил Тариэлович, Милютин, Абаза – дружно заявили о необходимости введения представительного начала в России. Особенно красноречиво говорил министр финансов Абаза. Кроме того, речь шла о том, что сильное правительство должно быть единодушным и, следовательно, нужно нечто вроде «кабинета». Надобно, чтобы министры прямо докладывали государю только по предметам своего специального ведения, а по всем общим вопросам совещались между собой и лишь в случае разногласий испрашивали высочайшего указания. Этим сразу ослаблялось вредное влияние на Александра Александровича обер-прокурора Священного Синода.

Победоносцев, кажется, совершенно растерялся. Он подошел к Лорису и Абазе с рукопожатиями (после 8 марта оба не подавали ему руки) и сказал, что сожалеет о произошедшей досадной размолвке.

– Я только выразил свои убеждения и нисколько не желал вам навредить, – плаксиво добавил обер-прокурор Священного Синода.

Все обратили внимание на то, что государь, бывший в мрачном настроении, после этого заседания несколько повеселел.

Чтобы отпраздновать победу, министры отправились по приглашению Абазы в салон Нелидовой на Мойке, где обыкновенно собиралась вся либеральная партия петербургских сановников. Собственно, это была квартира самого Александра Аггеевича, хотя официально он проживал на Фонтанке, вблизи Невского, Там он оставил жену – музыкантшу-француженку, в которой очень быстро разочаровался, и предпочел ей вдову генерала Нелидова, весьма умную особу, которая вертела им как хотела.

Лилось шампанское, министры бранили нового градоначальника Баранова и его нелепые указы. Досталось, понятно, Победоносцеву, и между слов звучало осторожное недовольство ретроградством высочайшей особы…

– Баранов… это такой прохвост… – бормотал Лорис-Меликов, устраиваясь поудобнее в салон-вагоне. – Он кому угодно без мыла в жопу влезет!..

Этот ловкач предложил государю учредить городской совет из членов, избираемых населением столицы, причем самым курьезным было то, что выборы проводились в течение буквально нескольких часов. Хороши же должны быть избранники! Затем последовали две новые меры: устроить заставу на всех дорогах, ведущих в Петербург, и установить, чтобы приезжающие по железным дорогам брали извозчиков только через посредство полиции, с записью номеров экипажей и внушением извозчикам запоминать адрес каждого приезжающего. И все это было утверждено государем! Впрочем, одно из барановских нововведений – установить заставы – пришлось уже отменить, до того оно оказалось неудобным для пригородного и вообще рабочего люда. Но стоит ли толковать о карьере какого-то Баранова, когда в городе только и разговоров, что о полном поражении Победоносцева. Все в неописанном восторге!

В дороге под стук колес хорошо и приятно думалось. Лорис-Меликов с удовольствием вспомнил о неудаче своего другого врага – Льва Саввича Макова. Ведомство почт и телеграфов было присоединено к Министерству внутренних дел, а Маков назначен членом Государственного совета, что было, конечно, лишь позолоченной пилюлей, причем сам он узнал о происшедшем только из доставленного ему указа.

Теперь граф Михаил Тариэлович вез в Гатчину несколько особо важных писем, где в критических и даже иронических тонах говорилось об особе государя императора Александра Александровича и которые принадлежали перу очень высокопоставленных лиц.

Перлюстрация производилась на основании секретной инструкции, утвержденной покойным императором для Министерства почт и телеграфов. Но уже не Маков, а он, Лорис-Меликов, прочитывал письма, содержащие угрозу безопасности империи и священной особы государя.

Граф Михаил Тариэлович живо представил себе «черный кабинет» – святая святых, где потрошили подозрительную корреспонденцию секретные чиновники. Кабинет находился в верхнем, третьем этаже главного здания Петербургского почтамта. Только в особых, чрезвычайных случаях сам министр появлялся у главного цензора Карла Карповича Вейсмана, но входил не через официальный подъезд, а через черный, в Почтамтском переулке, против Почтовой церкви.