Эдуард Успенский - Лжедмитрий Второй, настоящий

А от Шуйского отпали многие северные люди и целые северные города. Те дружины, которые с трудом собрал и обучил Скопин-Шуйский, перестав верить в московского царя, разошлись.

«Город Гоша, ясновельможной жене пана Казимира Меховецкого панне Яне.

Ясновельможная панна!

Выполняя поручение, данное мне Вашим верным другом и слугою А. С., продолжаю описывать последние московские события.

Странная моя московитская судьба занесла меня в стан государя Русии Дмитрия Ивановича в город Калугу. Здесь я, к великой печали моей, узнал, что друг мой и мой учитель Альберт Скотницкий, который долгие годы был телохранителем и другом государя Русии Дмитрия I, был убит по ложному доносу в Калуге зимой 10 года.

Еще с большей печалью я узнал, что господин его, Ваш муж Казимир Меховецкий, тоже погиб, будучи зарублен людьми польского князя Романа Рожинского. Кажется, самим князем Рожинским.

На сегодняшний день этот проклятый Польшей и Русией князь умер, причем какой-то очень нехорошей смертью.

Все-таки я продолжаю описание последних событий, происходящих в этой несчастной, многострадальной и наказанной Богом стране.

Гетман Жолкевский под Можайском наголову разбил под Москвой войска Василия Шуйского, которыми командовал его бездарный брат Дмитрий.

С другой стороны к Москве подошел из Калуги Дмитрий II. Его прислужники пришли к „москве“ и сказали: „Вы оставите своего царя Василия, и мы тоже оставим своего царя Дмитрия. Всей землей изберем нового царя и вместе выступим против Литвы“.

Москвичи обрадовались и 17 июля 10 года подняли мятеж.

К царю был послан князь Воротынский Иван Михайлович с „заводчиками“. Главным из них был Захарий Ляпунов. Он сказал Шуйскому: „Долго ль из-за тебя будет литься кровь христианская? Земля опустела, ничего доброго от тебя не делается. Сжалься над нами, положи посох царский. А мы уж без тебя как-нибудь о себе промыслим“.

Царь Шуйский на это вытащил было нож, но Захарий Ляпунов закричал ему: „Не тронь меня! Вот как возьму тебя в руки и сомну всего!“

Они отобрали от Василия Ивановича знаки царского достоинства и вывезли его с супругой на его старый боярский двор.

Когда же они пришли к Даниловскому монастырю к тушинцам, они узнали, что обмануты. „Тушинцы“ предложили им признать царем Дмитрия. Тогда они быстро поняли, что московскому государству с обоих сторон стало тесно.

Тогда же, 24 июля, в Москву вошли войска гетмана Жолкевского. И царем московским был объявлен королевич польский Владислав.

Тем временем под Калугой, где я нахожусь, под гнев царя Дмитрия попали немцы. Войска Дмитрия несколько раз были жестоко разбиты отрядом Понтуса Делагарди. Дмитрий поклялся, что ни одного немца не оставит в живых за то, что они всегда радуются при его поражениях, в то время как русские плачут.

Ему пригнали всех немцев из Козельска, 52 человека мужчин, женщин и юношей. Их вели и день и ночь на расправу в Калугу. И он велел привести их всех к Оке и утопить. Про жену свою Марину он сказал:

„Я отлично знаю, что она со своими немецкими девками будет просить за своих поганых немцев, я ей на это не пойду. Они сегодня же умрут, не будь я Дмитрием. А если она слишком будет досаждать мне из-за них, я прикажу и ее тоже бросить в воду вместе с немцами“.

С большим трудом царица вместе с пастором Мартином Бером добилась помилования несчастных. Только благодаря тому, что Дмитрий раскаивался о бессмысленном убийстве воеводы своего любимого – Альберта Скотницкого.

Он сказал Марине: „Ну так и быть. Это твои люди, бери их и делай с ними все, что хочешь“.

Дмитрию стал очень тягостен его позор, что поляки изменили ему, а его земляки русские его не поддерживают. Не ожидая ничего хорошего ни от тех, ни от других, он сказал себе: „Я должен набрать турок и татар, которые помогут мне вернуть мне мои наследные владения. Уж если я и тогда не получу их, я разорю их так, что они много будут стоить. Пока я жив, я Русию в покое не оставлю“.

После этого он послал одного из поляков, пана Кернозитского, в Татарское царство, в Астрахань. Он хотел со своей царицей переехать туда и там держать двор.

Но Бог лишил его разума. Он начал свирепствовать среди тех татар, которые были его самыми верными и любимыми воинами. Состояли при нем день и ночь, охраняли его, ездили с ним на охоту и другие потехи. Ни один немец или поляк не был с ним так близок.

Однажды он приказал утопить в Оке Касимовского татарского царя по той причине, что сын этого царя из ненависти ложно донес на него Дмитрию, будто он хотел отпасть и уехать в Москву.