Изумленный вздох прокатился среди сражавшихся воинов. На их глазах рязанский воевода зарычал как дикий зверь и, не помня себя, кинулся на противника, нарочно ожидавшего атаки. Ударив с невиданной скоростью и силой, он надвое перерубил рукоять кистеня, и не успел еще татарин сообразить, что произошло, как второй меч, описав в воздухе широкий сверкающий круг, обрушился на его шею, попав между шлемом и узорчатым наплечником. Клинок прошел дальше, рассек грудь, выворачивая стальные пластины доспеха, и остановился, только упершись в луку седла. Над полем брани повисла тишина. Тело Хоставрула развалилось надвое, медленно сползло с седла и рухнуло наземь. Шлем, украшенный конским хвостом, откатился в сторону, открывая темное грубое лицо с застывшим выражением изумления и страха.
В тот же миг, воодушевленные русичи издали оглушительный клич и ринулись в атаку с удвоенной силой. «Коловрат! Неистовый!» – кричали они, потрясая оружием, и с этими словами обрушились на строй кочевников. Евпатий же, освободив клинок из тела поверженного великана, осмотрелся по сторонам и направил коня туда, где развевались стяги Батыева войска.
Степняки расступались перед ним, делая пальцами знаки, отгоняющие злых мангусов, и не решаясь вступить в схватку с заколдованным богатырем. Почти не встречая сопротивления, достиг он холма, где, в окружении нукеров, руководили войском татарские сотники. Словно стальной вихрь налетел Коловрат на телохранителей, вставших у него на пути, разметал их в стороны, отсекая руки, а иных разрубая до седла. Вот отлетела отрубленная голова у Батыева тысячника, вот упал знаменосец, выронив древко стяга. Дружным веселым ревом встретили дружинники падение вражьих знамен, но не успевают пробиться к своему воеводе на выручку. Окружили нукеры Евпатия, выставили вперед длинные острые пики, изготовились стрелять из луков в упор.
Но вдруг лошади испуганно захрапели, раздувая ноздри, заплясали под недоуменными седоками. Растерянно крутят головами татары, ничего не могут понять, метель задувает плотными клубами, ни зги не видно. В этот момент огромный зверь с диким ревом выпрыгнул из снежного вихря и разом смял двоих телохранителей вместе с конями. Здоровенный медведь, белый от налипшего снега, встал на задние лапы и обрушился на татарского сотника, который хотел было ударить его саблей, да так и замер в страхе с поднятой рукой. Хозяин рязанских лесов рвал и крушил врагов вокруг себя, при виде его окровавленной оскаленной морды воины кричали от ужаса, а лошади сбрасывали всадников и скакали прочь. Степняки бросились врассыпную, страшась сражаться с противником, на стороне которого бьются и метель, и дикие звери.
Евпатий огляделся – по всему заснеженному полю русичи гнали кочевников, конных и пеших. Тех, кто спасался бегством, настигали стрелы и копья черниговских всадников, тех, кто хотел сопротивляться, рубили рязанские мечи. И среди этого кровавого побоища, сквозь ветер и вьюгу брел, опираясь на посох, невозмутимый седобородый монах, а за ним, словно верный охотничий пес, тяжело переваливался огромный бурый медведь.
Человек шел по мунгалскому лагерю, низко надвинув капюшон. Его лица видно не было, а фигуру скрывал длинный кожаный плащ. Он уверенно ступал в суете большого военного лагеря, бросая по сторонам быстрые цепкие взгляды.
Воины занимались своими делами: обтирали и переседлывали лошадей, готовили еду, таскали мешки с утварью, стригли друг друга на замысловатый национальный манер – макушку и волосы над бровями выбривали, оставляя посередине, над переносицей, узкую и длинную, «ласточкиным хвостом» раздвоенную челку, а длинные волосы сзади заплетали за ушами в две, реже в четыре и даже шесть кос, болтали, прихлебывая мясной отвар или кумыс. Все происходило вроде бы как всегда, но что-то все же было не так. Витал над Ордой какой-то тяжкий дух, от которого разговоры и смех были слишком громкими, движения неточными, а взгляды подозрительными. Только кого можно подозревать посреди собственного стана? Шпионов? Лазутчиков? Да, мы в землях урусов, врагов, и держаться настороже – правильный выбор, но видеть изменника в каждом проходящем мимо…
Войско Чингисхана – деда Батыя – славилось железной дисциплиной, стойкостью и налаженным внутренним распорядком. Каждый знал свое место, что ему делать и чьи приказы выполнять. Помощь и взаимовыручка были основой воинства. Если на марше передний нукер что-то роняет, задний обязан подобрать и вернуть хозяину. А чтобы помогать собратьям, им нужно доверять… Однако нынче именно этого – доверия – в мунгалском стане и не ощущалось. Люди косились друг на друга, будто опасались увидеть вместо знакомых кого-то неведомого.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу