Анри Труайя: Александр Дюма

Он успел привыкнуть пользоваться рабским трудом, привыкнуть к тому, что хозяйство в его доме ведет деятельная и покладистая негритянка… А что ему оставалось теперь? За неимением рабыни, которая занималась бы домом и удовлетворяла его желания, бывший рабовладелец нашел-таки и на родине привлекательную молодую женщину белой расы, согласившуюся исполнять при нем двойные обязанности покойной Мари Дюма. Эту женщину, которая стала для него одновременно и прислугой, и любовницей, звали Франсуазой Элизабет Рету. Александр Антуан, которому к тому времени было уже под шестьдесят, очень хотел сделать ей ребенка, чтобы скрасить старость, но боялся, что у него это уже не получится, и, повздыхав о благословенных временах Сан-Доминго, надумал туда отправиться. Что заставило его так внезапно пойти на немалые расходы – запоздалое раскаяние или ностальгия? Как бы там ни было, в 1776 году он был уже на острове, где выкупил Тома Александра, привез его в Сен-Жермен-ан-Ле, где к тому времени обосновался, и признал своим внебрачным сыном, записав под именем Тома Александр Дави де ла Пайетри. Разлученный с братьями и сестрами, которые не понадобились отцу и остались на острове у чужих людей, подросток блаженствовал, наслаждаясь положением настоящего господского сына: он получал образование, с ним обходились уважительно, он не знал недостатка в деньгах.

В 1784 году, когда маркиз и его «экономка» перебрались в Париж, двадцатидвухлетний Тома Александр последовал за ними и с головой окунулся в столичные развлечения. Ему не терпелось все попробовать, ему хотелось везде успеть, и его можно было встретить не только в гостиных, но и в игорных домах. Его высокий рост – пять футов девять дюймов, [2]смуглая мулатская кожа, искрометный взгляд, изящество и легкость движений, а главное, репутация неутомимого любовника, какую приписывают всем темнокожим, – все это по отдельности, а тем более вместе взятое кружило головы парижанкам, жаждущим экзотических приключений. Успех темнокожего «пришельца» у женщин выводил из себя многих аристократов, которые не желали относиться к нему как к равному, отказывались признавать «своим» и за спиной называли «негром» и «ублюдком». Как-то раз, когда Тома Александр был с дамой в ложе Оперы, какой-то дерзкий мушкетер попытался заговорить с его спутницей. Дама сказала, что мушкетер ей мешает, и обратила его внимание на то, что она не одна. «Ах, простите! – воскликнул в ответ мушкетер. – Я принял этого господина за вашего лакея!» Задетый оскорблением, Тома Александр схватил наглеца и, без труда подняв его, бросил через барьер ложи в партер, прямо на зрителей. Дуэль была неизбежна, и она состоялась. Противники дрались на шпагах. Мушкетер, раненный в плечо, не стал продолжать поединок, и легенда о бесстрашном красавце-мулате пополнилась историей первой победы. Порой, желая продемонстрировать свою физическую силу, Тома Александр засовывал четыре пальца одной руки в дула четырех ружей, поднимал их на вытянутой руке и держал перед собой горизонтально в течение нескольких минут – вот такие были у него забавы. Но и всерьез он был известен как превосходный фехтовальщик, меткий стрелок и отличный наездник. Рассказывали, будто он способен развлечения ради, сидя верхом, подтянуться на балке манежа и приподнять своего коня, зажав его между ног.

Подобные склонности неминуемо должны были привести молодого силача прямиком в армию. Тома Александр уже и сам подумывал об этом в течение некоторого времени, затем одно обстоятельство заставило его поторопиться: в 1786 году его семидесятидвухлетний отец – как всегда, внезапно – решил-таки сыграть свадьбу со своей «экономкой», которой минуло всего тридцать два. Сын посмел упрекнуть старика за нелепую блажь, грозившую далеко идущими последствиями, а тот, придя в негодование от того, что «мальчишка» призвал отца к порядку, немедленно прекратил давать ему деньги. Неожиданно лишившись средств к существованию, Тома Александр принял окончательное решение и объявил отцу, что намерен идти в армию простым солдатом. Однако при одной только мысли об этом маркиз закипел от ярости. «Ну и прекрасно! – крикнул он. – Вот только я зовусь маркизом де ла Пайетри, я – полковник и генеральный комиссар артиллерии, и я не потерплю, чтобы мое имя трепали среди нижних чинов армии. Вам придется завербоваться под другим именем!» Тома Александр признал требование более чем справедливым. «Что ж, завербуюсь под фамилией Дюма!» – объявил он. [3]

Читать дальше