Лион Фейхтвангер - Лже-Нерон

Он проделал недолгий путь в Эдессу в хорошем настроении, чувствуя в себе кипучую энергию. Куда он ни приезжал, повсюду сбегались люди, бурно его приветствуя. То обстоятельство, что в храме Тараты скрывался человек, которого большинство населения считало императором Нероном, повергло всю область в нетерпеливое и смутное ожидание грядущих великих событий. Когда Варрон вступил в Эдессу, его встретили, как долгожданного владыку. На улицах густыми толпами стояли люди, сирийцы, персы, арабы, евреи, греки, и с ликованием его приветствовали, как будто сам император Нерон прибыл в любимый город Эдессу.

Варрон хорошо знал изменчивость Востока и не переоценивал значения этого приема. Он знал, что впереди еще длинный, трудный путь. Прежде всего надо было привлечь на свою сторону царя Маллука и Шарбиля. Он знал их обоих; они хитры и упрямы и, несомненно, заставят дорого заплатить за свою помощь. Он был убежден, что царь и верховный жрец так же нетерпеливо ждали этой встречи, как и он. Тем не менее царь Маллук только спустя три дня пригласил его в свой дворец.

Началась одна из тех медлительных, бесконечных бесед, которые любил царь и которые так портили нервы людям Запада. Однотонно журчал фонтан, и уже дважды слуга откидывал висевший у входа ковер и выкликал время, а собеседники все еще не подошли к тому, что так заполняло их умы.

Наконец Варрон начал:

- Когда в последний раз я удостоился явиться перед очи эдесского царя, мы говорили об одном человеке, который заявил большую претензию. Тогда ты, верховный жрец, Шарбиль, сказал: "Если Рим выскажется за Пакора против нашего Артабана, то для Эдессы будет большой радостью, если император Нерон окажется в живых". И вот Рим высказался за Пакора.

Так как оба собеседника молчали, он прибавил:

- В Антиохии сложилось такое впечатление, что и вы уже тем временем зашли очень далеко. - Он хотел намекнуть обоим, что они уже связаны.

Но царь Маллук тихо повернул к человеку Запада свое смуглое лицо с выпуклыми глазами.

- Значит, - возразил он, - в Антиохии неглубоко проникли в смысл наших слов. Путешествие из Эдессы в Антиохию - прогулка на целый день, да и то в хорошую погоду и для хорошего гонца. Может случиться, что за то время, пока путешествуешь из Эдессы в Антиохию, положение изменится.

Шарбиль дал более точное истолкование словам царя:

- Мы были далеки от того, чтобы окончательно принять решение. Кто знает богов Востока, тот должен понять, что верховный жрец богини Тараты не может покинуть ее пруда в то время, когда священные рыбы мечут икру.

И, полный достойного неодобрения, он пояснил:

- Богине Тарате безразлично, кто именно ищет убежища в ее храме. Она простирает над ним свою руку, будь это горшечник Теренций или император Нерон. Мы не спрашивали, кто этот человек, мы этого не знаем. Именно ты, Варрон - ведь ты был настоящим другом императора Нерона, - можешь нам это сказать.

- Серьезно ли вы желаете, - нащупывал почву Варрон, - знать, кто этот человек?

- Наше желание, - возразил Шарбиль, - знать, какого ты, о Варрон, мнения об этом человеке.

Варрон сказал:

- Если вы хотите, я сообщу вам признак, по которому можно судить, кто он. Между мной и императором Нероном есть тайны, которых никто не может знать, кроме императора и меня. Если этот человек знает их, то он император. Хотите испытать его?

Верховный жрец взглянул на царя и предоставил ему отвечать.

- Многое может доказать слово, - сказал царь, - но оно не может убедить окончательно. Окончательно убедить может только действие.

Варрон, разумеется, тотчас понял, куда клонили эти люди. Не мнимого Нерона, а его самого они хотели связать навсегда чем-то большим, чем слово. Но он с деланной наивностью притворился, будто не понимает царя, и изобразил на лице своем вопрос. Нетерпеливый Шарбиль тотчас же пояснил:

- Важно, чтобы ты, о Варрон, доказал свою веру в этого человека не только на словах.

Варрон был готов к тому, что от него потребуют многого; и все-таки теперь, когда ему предстояло выслушать их требования, он устрашился и попробовал отдалить неприятную минуту.

Варрон знает, возразил он обидчиво, что восточный человек требует от западного много доказательств, прежде чем ему поверить. Но Варрон как будто доказал, что он заслужил почетное имя "двоюродного брата эдесского царя".

Ни Маллук, ни Шарбиль не ответили. Наступило бесконечное молчание. И Варрон раскаивался, что он сам обрек себя на ожидание, ибо эти восточные люди умели ждать лучше, дольше, спокойнее, и молчание удручало его больше, чем их.