Аркадий Савеличев - Последний гетман

Не пять тысяч, но тысячу казаков все-таки он послал в Прусский поход. Под начальством генерального есаула Якубовича. После гетмана не было второго такого начальника. Эта тысяча участвовала в знаменитой Гросс-Егерсдорфской битве, когда Фридрих ускакал на седле одного из своих адъютантов, запомнили казачков на прусской земле! Обратно не вернулись ни генеральный есаул Якубович, ни гетманские старшины – Скоропадский, Волкевич, Оболонский… Хуже того, почти никто из казаков обратно не вернулся. Армию-то, от Балтики до Днепра хлынувшую на запад, нужно было чем-то кормить? За подписью «Елизавет» приказано было выставить 8000 казаков в погонщики скота. Следом за армией, по ошибке зачастую и опережая, двигались громадные мясные стада. А кто давал им корм, кто готовил укрытие от бурь и непогод? Да и защиту от всех мыслимых и немыслимых мародеров? Казаков пало больше от голода и болезней, чем от сабель. Да и не можно же всамделишно воевать, если ты погонщик скота!

Гетман уже и сам плохо понимал, во что оборачивается победоносная война, которая двигается вроде бы на запад, но в своих тылах обдирает всю Украину и Белую Русь. Митрополит Белорусский Георгий Конисский, имевший резиденцию в Могилеве, но уроженец Нежина, воспитанник Киевской духовной академии, с печалью сердечной извещал:

«Ясновельможный пан гетман, что се есть? Я не могу объяснить своей обездоленной пастве, что нашествие великорусских войск оборачивается не меньшим бедствием, чем нашествие орд татарских…»

И гетман объяснить этого не мог. Сколь позволял случай, пытался через старшего брата, через нового фаворита Ивана Шувалова, через Бестужева, Воронцова, Панина вразумить: если так дальше пойдет, мы поднимем на дыбы не только Малороссию, но и Белую Русь. Позади наступающих войск остается пустыня. Кому потребна голая, выжженная земля?..

Война шла, задевая всю западную Россию, в том числе Украину. А главнокомандующий Апраксин преспокойно пребывал в Петербурге, довольствуясь реляциями [11] Реляция - донесение о военных действиях или дипломатических переговорах. своих генералов. Он был пожалован в генерал-фельдмаршалы одновременно с графом Алексеем Разумовским, из чего следовало, что Елизавета Петровна никак не могла остановить выбор – кого же поставить во главе армии, которая уже вступила на прусскую землю, но никем вроде бы единолично не управлялась. Кирилл при свидании со старшим братом уже на правах ясновельможного гетмана посмеивался:- Ну ты, старшенький, уж точно стал бы победителем Фридриха!

Тот без обиды парировал:

– А ты, младшенький, уж точно сгодился бы ему в сержанты…

Вот такие фельдмаршалы были у Государыни Елизаветы Петровны во время этой смешной Семилетней войны. Ведь еще и генерал-аншеф Бутурлин в то же звание возведен. Государыня, кажется, всерьез решилась всех испытать на бездарность. Все обозы были забиты личными экипажами, телегами, фургонами, среди которых пушкам было и не развернуться. Апраксин продолжал обедать за столом у Императрицы и тут чувствовал себя как на командном пункте. С трудом удалось наконец выпроводить поближе к действующей армии, но сердобольная Государыня не оставила его своим вниманием; следом пустился паж, который от имени Императрицы вручил подбитый соболями и крытый богатой парчой дорожный плащ – все-таки уже октябрь месяц был, не простыл бы русский главнокомандующий. Это же не Фридрих, который в седле носится по всей Европе. Новоиспеченный фельдмаршал чайку попить горазд, а для сего «послан был к нему серебряный сервиз в 18 пудов весом».

Главнокомандующие менялись, победы в этой войне как-то сами собой давались, и Государыня могла даже посердиться – уже на другого предводителя войск, кстати, своего любовника незабвенной шестнадцатилетней молодости – Бутурлина:

«… Мы с крайним огорчением слышим, будто армейские обозы умножены невероятным числом лошадей. Лошади эти, правда, взяты в неприятельской земле; но кроме того, что у невинных жителей не следовало отнимать лошадей, лошади эти взяты не на армию, не для нашей службы, не для того, чтоб облегчить войско и возить за ним все нужное: они возят только вещи частных людей в тягость армии, к затруднению ее движений… Повелеваем сократить собственный ваш. обоз, сколько можно…»

А сколько – можно?!

Когда к главнокомандующему, возлежащему на пуховиках в карете, громадной как дом, прискакал генерал Румянцев, герой всех последних баталий, и попросил еще одну дивизию – только одну! – чтоб окончательно добить Фридриха и самого его взять в плен, – что он получил в ответ? «Генерал, у нас полно отличного вина, которое Фридрих отбил от Людовика, а мы отбили у Фридриха, – чего еще потребно? Полезайте ко мне в карету, да здесь и продолжим баталию».